Глубокая охота: Империя наносит ответный удар

Уланов Андрей Андреевич

— Это же не должно быть, верно?

— Акустик?

— Был какой-то лязгающий звук, — подтвердила Кантата. — И потом еще что-то… странное. Не рыбы.

— Понятно. — фон Хартманн тяжело вздохнул. — Всем оставаться на местах! Не двигаться. Дышать поменьше. Я — в торпедный отсек.

«Хозяйство» Эмилии фон Браун встретило командира «Имперца» настороженной тишиной… и одним из агитационных плакатов кружка рисования, прилепленным на крышку второго торпедного аппарата. Эпическое полотно «не жри на боевом посту!» изображало свина в подобии офицерской формы, яростно чавкающего макаронами по-флотски и разбрасывающего из миски фонтаны

брызг и крошек прямо на искрящую и дымящуюся аппаратуру.

Впрочем, сейчас Ярославу было не до нарушения собственного приказа.

— Командир, мы как раз почти закончили перезарядку…

Фон Хартманн резким взмахом руки заставил старшину торпедистов замолчать на полуслове и присел на корточки перед вытянутой тушей «особого подводного».

Если отбросить заумную терминологию, составлявшую примерно четыре пятых особо секретного сопроводительного документа, новый продукт имперского гения представлял собой результат скрещивания серийной акустической мины с «условно серийной» — лихорадочные попытки наладить нормальное производство, а не полукустарную штучную сборку тянулись уже почти два года — авиационной противолодочной торпедой.

Предполагалось, что при звуках винтов чужой подлодки торпеда расцепит кабель между собой и блоком из плавучего якоря, аккумулятора и базовой станции наведения, после чего отправится курощать супостата. Некий имперский гений — или организованная группа таковых — сумели запихнуть своё поделие в габариты стандартной пусковой трубы подлодки.

Теоретически это позволяло скрытно выставить их около вражеских баз даже без специальных подводных минных заградителей. Разумеется, в конструкции предусмотрели, что своя подлодка должна успеть удалится на безопасное расстояние, но…

— Вот здесь обшивку снять сможешь?

— Смогу, но… — Эмилия нервно дернула косичку, — нам же запрещено внутрь лезть! Двойная печать, да и вы сами на базе предупреждали…

— Обстоятельства… изменились! — с трудом выдавил фрегат-капитан, неимоверным усилием воли удержавшись от вопля «Дура очкастая!» — Под мою личную ответственность. Действуйте. Быстро… и тихо.

Мало-мальски детально конструкция «особого подводного» в сопроводительных документах не описывалась. Но фон Хартманн цинично предположил, что даже имперские гении не будут лишний раз напрягать мозги, пытаясь заменить всё, что и так неплохо работает — и не ошибся.

Предохранительный механизм новейшей чудо-штуки оказался ровно такой же, как и у большинства имперских мин, ещё с якорной древности позапрошлой войны. Его основной деталью служил кусок сахара. Довольно большой кусок, чтобы времени растворения с гарантией хватило для ухода из опасной зоны. В первых двух вскрытых мино-торпедах с этим всё было в порядке, а вот у третьей…

— Что это?

— Это, — голос Ярослава по уровню содержания сладкого превосходил искомый предмет раза в три, — результат совместной работы сладкоежек и недоумков. Первые своими кариесными зубками художественно обгрызли разъединитель, а вторые тупо взяли предохранитель со склада, не удосужившись проверить его комплектность. И теперь сестрица этой долбаной торпеды висит в полусотне саженей от нашего корпуса, готовая по первому же громкому звуку со стороны «Имперца» убиться об нас сотней фунтов адской смеси тротила, алюминиевой пудры и гексанитро-чёто-там-ещё, в просторечии называемой «морская вата».

— Ой! — пискнула одна из торпедисток за спиной фон

Хартманна. — Кажется, нам пизда.

Глава 2. Такэда. Нижние палубы

«Докладывая Вам заключение по рационализаторскому предложению ранбольных госпиталя №1488, сообщаю, что как не представляющее никакой практической ценности, реализации не подлежит».

Начальник бюро по делам изобретательства НКО СССР — военинженер I ранга Глухов, 16 мая 1942 года.

Обходы судна Такэда любил. Это позволяло хоть как-то чувствовать себя боевым командиром, а не прикованным навечно к письменному столу неумелым счетоводом, изо дня в день уверенно теряющим последние остатки ума под гнётом бесконечной писанины.

В свои годы в академии Кайхей, он, наравне с остальными товарищами по учёбе излазил бывший линкор «Чикаса», от киля до клотика. Случилось это в последний год, когда «О-Чика», как её звали в академии все курсы, без исключения, ещё ходила на угле.

Будущий морской ястреб Такэда успел попробовать всё — и погрузку угля, когда лётная палуба к вечеру меняет цвет от мелкой чёрной крошки, и тесные коридоры нижних палуб, в которых личинки будущих пилотов составляли карты электрического и трубопроводного хозяйства. Эти «невероятно востребованные навыки» и запас познаний требовали от них только для того, чтобы молодёжь на борту поменьше расслаблялась и знала своё место.

Ну и разумеется, там же, на старой доброй «О-Чике» Такэда выводил хрупкую этажерку морского биплана на приводной сигнал древнего радиомаяка, с которым есть только один способ узнать, куда ты летишь — довериться интуиции в надежде, что сигнал пойман верно, а не перевёрнутым на 180 градусов, и самолёт приближается к заветной палубе на девяноста узлах лётного хода… а не удаляется от неё всё дальше и дальше в океан.

На фоне тех лет широкие, под гражданский стандарт, переходы в потрохах ВАС-61 «Кайзер бэй» и лес антенн в надстройке смотрелись далёким, почти космическим, будущим. Знакомым до последнего гудения сервопривода, до последнего лязга задраенного люка в переборке.

Нижние палубы, тесные и душные, как ни парадоксально, стали для Такэды глотком свежего воздуха и шансом забыть на время о повседневной рутине. Моментом, когда в каждом встречном первогодке можно вспомнить себя. Ну, ладно, не в каждом. Лётная полусотня не в счёт.

Тем удивительнее для командира ВАС-61 «Кайзер бэй» оказалось услышать приглушённое, но совершенно отчётливое «Да, сучечка, да-а-а!» провытое из-за наглухо задраенной двери электромеханического склада. Голос звучал женский, а склад штатно отвели под хранение деталей и компонентов ограниченного допуска. Никаких шансов сделать вид, что ничего особенного не происходит и пройти мимо у командира судна попросту не осталось.

Из-за двери тем временем неслись ритмичные удары — как будто кто-то то и дело раскачивал открытый стеллаж мелкой комплектухи, а та дребезжала в креплениях прямо в жестяных коробках. Прикладывать какие-то усилия, чтобы представить наиболее вероятный процесс такого раскачивания, Такэде совершенно не требовалось.

Он подскочил к двери, ухватился за круглый штурвал задрайки чуть ниже пятна от пломбы и грозного трафарета «без допуска не входить!» и отработанным ещё с академии движением, быстро, но тихо, потянул дверь на себя.