Глубокие воды
Шрифт:
– Думаю, мы его вымотали. Или, точнее, он вымотал меня. – Она забросила на палубу мячик.
Роли почесал Гаса за ухом.
– Да, он у меня такой. – Он упер ладони в колени, явно собираясь вернуться к работе. – Благодаря вам со Стеллой мне теперь почти не приходится самому его выгуливать. Популярный парень.
– Роли…
– М-м-м?
– На развалинах есть какое-то сооружение. Черное, статуя или что-то в этом роде.
Он снова присел.
– Ты о маслоотжимном прессе?
– Так вот что это такое?
– Угу.
– Он там со времен каторги?
– Угу. И этих бедолаг заставляли его вращать. В
– Рабочий скот? Что ты имеешь в виду?
– Такие прессы приводят в действие волы.
– Боже.
Роли шевельнул бровями.
– Не думаю, что тут использовали их.
Вернувшись на «Путеводную звезду», Виржини не находила себе места, кожа зудела от соли и пота. Она искупалась, затем ополоснулась под пресным душем, надеясь, что прохладная вода смоет и ее беспокойство. Помогло не особо. Виржини надела чистую футболку и помассировала шею, пытаясь снять напряжение. В камбузе выпила один за другим два стакана воды, затем села за штурманский стол и начала расчесывать волосы.
Из задней каюты, напевая, вышел Джейк. Он принял душ первым и все еще был в полотенце. Он включил музыку – медленный, чувственный джаз. Обычно такая музыка ее расслабляла, но сегодня джазовые синкопы действовали на нервы. Расческа запуталась, оцарапала кожу. Виржини охнула.
– Кажется, это было больно, – сказал Джейк. – Ты в порядке?
Виржини попыталась высвободить расческу, но волосы спутались всерьез. Сколько бы кондиционера она ни использовала, морская вода превращала волосы в сплошной колтун. Виржини перекинула волосы вперед, завесив лицо, чтобы разглядеть спутанное место. Это и в самом деле был самый настоящий колтун. Такой не распутаешь.
– Можешь принести мне ножницы? – попросила она сквозь волосы.
Послышался скрип выдвигаемого ящика в камбузе.
– Вот. – Он положил ножницы ей на колени. Стальные лезвия холодили бедро.
– Спасибо.
Виржини нацелила ножницы чуть выше колтуна и отрезала. Спутанный клубок упал на штурманский стол. После долгого пребывания на солнце волосы сделались намного светлее – Амаранте уже оставил на ней свой след. Виржини вскинула голову, чтобы закончить расчесываться, длинные мокрые пряди водорослями легли на шею и плечи, и ее накрыл отголосок паники, которую она испытала, когда потеряла маску во время погружения с Витором. Она тогда расцарапала себе ногтями кожу. Ни она, ни Джейк ни разу не стриглись с тех пор, как два месяца назад покинули Англию. У Джейка волосы уже отросли до плеч.
Внезапно ее осенило.
– Джейк, подстрижешь меня?
Он рылся в холодильнике.
– Хм-м?
– Я серьезно. Подстрижешь? Стелла, например, с ее «пикси» выглядит так круто. К тому же с коротким волосами голове будет прохладнее.
Джейк распрямился и посмотрел на нее:
– Но ты же так любишь свои длинные волосы. И я тоже.
Виржини медленно открыла и закрыла ножницы. Она ходила с длинными волосами всегда – и подростком, и в университете, и во время первого брака. Настала пора меняться. Она поднялась, перехватила ножницы за сомкнутые лезвия и протянула их Джейку.
– Меня они бесят. Если ты этого не сделаешь, клянусь, сама обкорнаю. Ты хоть будешь видеть, что делаешь.
Джейк подошел, но, вместо того чтобы взять ножницы, взял со
– Ви, – сказал он, вернувшись, – я понятия не имею, как надо стричь.
– Я тоже. – Она посмотрела ему в глаза.
Такая замечательная идея – почему она не пришла ей в голову раньше? С короткой стрижкой ей станет лучше.
– Малыш, пожалуйста, – попросила она, призвав на помощь нежное прозвище, которое дал ей Джейк.
Еще помедлив, Джейк взял ножницы. Виржини стянула футболку, оставшись в одних трусиках бикини, и встала в закутке между камбузом и штурманским столом лицом к трапу, расправив плечи.
Она слышала, как Джейк мнется за ее спиной.
– Серьезно, Ви, ты и правда хочешь, чтобы я это сделал?
– Просто отрежь по прямой. И сзади как можно короче.
Он ненадолго прижался виском к ее макушке, а когда отстранился, она оглянулась через плечо:
– Я тебе доверяю.
Джейк громко сглотнул, и Виржини снова отвернулась. Он погладил ее волосы от макушки до кончиков, провел пальцами по прядям. Приподнял. Виржини чувствовала, как подрагивала его рука, когда он примеривался. Она сосредоточилась на ступеньках перед собой. Раздалось металлическое лязганье, и на пол упала первая прядь – золотистый знак вопроса на фоне темного красного дерева, отсеченный кусочек прежней жизни. Все, теперь пути назад нет.
Дальше Джейк работал быстро, и когда он отступил назад, Виржини коснулась оголившейся шеи. Провела пальцами по волосам, как это делал Джейк, от макушки до обрезанных кончиков, поражаясь новому ощущению. Она стала легче. Раз – и годы долой. Внутри нарастал смех.
Джейк смотрел на нее так, словно все еще не был уверен, не устроила ли она для него испытание.
Она рассмеялась вслух. Новая, короткостриженая Виржини теперь может все контролировать. Новая, короткостриженая Виржини обхватила его лицо ладонями и долго целовала, прижавшись всем телом к нему, прикосновениями говоря, чего хочет. Он коснулся губами ее обнаженной шеи, начал спускаться вниз. Она открыла глаза. Над ними, в проеме люка, блестели звезды – точно капельки пота.
20
Время на Амаранте текучее. Каждый солнечный час казался долгим и полным возможностей, но закат почему-то все равно наступал неожиданно. Сами дни были настолько похожи и по погоде, и по тому, как они протекали – купания, прогулки, сбор кокосов и хвороста, – что если Виржини пыталась вспомнить, когда произошла какая-нибудь мелочь, то не могла вычленить этот день из вереницы других. Прошло две недели, три. Земля вращалась, созвездия на небосводе смещались, луна убывала, а затем снова полнела. Томное утро плавно перетекало в ленивый день – как в отпуске, когда кажется, что ты поставил жизнь на паузу и стоишь на месте, пока весь остальной мир беспорядочно суетится. Разумеется, это одна из главных причин, по которым люди берут отпуск – отпуск от жизни, но также и от самого времени. Проспать до обеда, залпом проглотить целую книгу, провести час, наблюдая – по-настоящему наблюдая, – как садится солнце. Это такая роскошь – иметь возможность закрыть дверь перед бесконечными требованиями современного мира и просто позволить… всему… остановиться.