Глубокие воды
Шрифт:
Я снова протянул ей кружку, и на этот раз Виржини взяла ее. Пальцы были темными от солнца, темнее моих собственных, а ногти – нежно-розовыми. Через мгновение она отняла ладонь от руки Джейка, чтобы обхватить кружку двумя руками. Ссутулив напряженные плечи, она принялась пить кофе. Отхлебнула, а затем наклонила кружку и осушила до дна. В тот момент это показалось мелочью, но позже, когда она рассказала мне свою историю и я лучше все понял, я вспомнил, как она это проделала, и задумался, насколько сильны в нас первобытные инстинкты – потребность в еде, воде, убежище, защита тех, кого мы любим.
Я положил на постель круглые
– Вот. Makan.
Когда я бывал дома в увольнительной, так говорила Мария, ставя передо мной тарелку с наси-лемаком [9] или супом вонтон [10] ; капитанша нашего дома отдавала мужу тот же приказ, что и нашим детям: Makan. Ешь.
Виржини отщипнула краюшку и нерешительно пожевала. Поначалу ей было трудно глотать, тело содрогнулось, но потом она взяла роти обеими руками, откусила большой кусок и, еще как следует не прожевав, снова впилась в лепешку зубами. Обе роти исчезли в мгновение ока.
9
Наси-лемак – рис, отваренный в кокосовом молоке и листьях пандана, подается с острым соусом самбал.
10
Вонтон – бульон с лапшой и пельменями.
– Простите, – сказала она, вытирая ладонью рот от масляных крошек.
Хазик протянул ей бумажное полотенце.
– Вам не за что извиняться, – ответил я. – Хорошо, что вы едите и пьете. Но теперь вам, пожалуй, нужно выспаться.
Я уступил ей свою каюту – единственная женщина на борту, она не могла делить спальное помещение с членами экипажа. Сам я собирался посменно с Юсуфом спать на его койке, пока не прибудем в Порт-Браун. Она не хотела оставлять мужа, но я перевел ей то, что сказал о его состоянии Хазик.
– Виржини, вы должны быть сильной ради него, а для этого вам необходим отдых. – Я видел, что долго уговаривать не придется, она падала от усталости.
Я отвел ее к себе в каюту. Когда она провожала меня до двери, глаза у нее уже закрывались. Замок щелкнул у меня за спиной, и я поспешил вернуться к работе, преследуемый по пятам моей семьей.
4
Я дал ей поспать шесть часов. За это время океан успокоился и покачивал нас мирно, как мать, баюкающая младенца. Я никогда не доверял спокойному морю: когда стихия разворачивается в полную мощь, хотя бы знаешь, с чем имеешь дело, и не окажешься застигнутым врасплох.
«Патусан» не трогался с места, дожидаясь разрешения к отплытию в Порт-Браун. Мне хотелось получить ответы хотя бы на некоторые из моих вопросов, прежде чем мы бросим «Санта-Марию», поэтому я отнес Виржини обед в каюту. Она расправилась с ним с той же жадностью, что и с лепешками. Две бутылки воды, которые я оставил возле койки, также были пусты.
Полулежа на моей койке и накрыв колени простыней, она нянчила в руках принесенную мной чашку чая. Я, выпрямив спину, сидел на стуле, который придвинул к постели достаточно близко, чтобы приступить к разговору, но не настолько, чтобы испытывать неловкость.
– Военный корабль, –
– Они? – переспросил я. – Кто такие они?
В дверь постучали. Дождавшись моего разрешения, вошел Умар.
– Сэр. – Меня удивила его почтительность и то, что он отдал честь, – обычно Умар пренебрегал такими формальностями. Виржини он коротко кивнул. – Вы это велели принести, капитан? – спросил он по-английски и протянул мне УКВ-рацию.
– Мичман, – отозвался я, и это тоже показалось неестественным. Мы не привыкли к присутствию посторонних. Я перешел на малайский: – Как будет время, найди радиолокационный отражатель и установи его на катамаране. Возьми с собой Ямата. (Ямат был моим механиком.) Пусть подождет тебя в тендере. – Я приказал бы ему затопить яхту, но она стоила целое состояние и не имела никаких повреждений, а я не хотел ввязываться в разборки со страховщиками. – Заодно проверь, транслирует ли на лодке АИС. Ночью система не обнаруживалась. Не выключай ее. Оставь один двигатель включенным, но на нейтрали, чтобы аккумулятор как можно дольше не садился. Мало ли куда отнесет «Санта-Марию», когда мы ее бросим. Только риска, что с ней столкнется какой-нибудь корабль, мне и не хватало.
– Сейчас, сэр?
– Необязательно. Но до заката. Радируй мне, когда будешь на месте.
– Слушаюсь, сэр. – Он двинулся к выходу.
– И вот еще что, Умар, – добавил я, – захвати для них там какой-нибудь одежды и осмотри напоследок яхту, чтобы не задерживаться, когда получим разрешение.
Он закрыл за собой дверь.
Когда мы остались наедине, я начал по новой:
– Кто рассказал вам о нашем патрульном корабле? И где вы находились?
Она опустила взгляд.
Что бы мы с женой ни обсуждали – учебу Адама, события в кампонге, наши планы на будущее, – мне приходилось ждать, пока она поразмыслит над своим ответом. Мария задумчиво склоняла голову, и в конце концов меня вознаграждал блестящий взгляд ее турмалиновых глаз.
– Остальные, – ответила Виржини. – Это они рассказали нам о военном корабле. Остальные на Амаранте.
Значит, она побывала на Амаранте. В последнее время туда мало кто добирается, но некоторые из этих иностранцев так упорны. Говоря «иностранцы», я имею в виду западных людей, потому что почти все они – приезжие с Запада, думающие, что острова вроде Амаранте – это рай, а полоска золотого песка – та самая утопия, которую они искали и которая исцелит все раны. Пожалуй, для заживления чьих-то поверхностных ран и впрямь хватает толики солнечного света и глотка соленого воздуха. Но раны других слишком глубоки. А третьих эти пляжи и прибрежные воды приводят к гибели, а не к перерождению.
Я хотел сказать все это ей, но вместо этого рассказал, что раньше мы патрулировали Амаранте несколько раз в год, но, поскольку остров очень далеко, а с ресурсами сейчас туго, центральное командование изменило наши обязанности.
Виржини продолжала смотреть на свои колени, ссутулившись, втянув голову в плечи, словно заняв оборону, и я не знал, как к ней подступиться.
– Вы с Джейком проводили на Амаранте отпуск? – попытал удачи я.
Она моргнула.
– Вроде того.
– А потом с ним произошел несчастный случай?