Глупые игры... в Любовь
Шрифт:
Спустя минуты, а, может, и часы (не помню, не знаю) взгляд (бессмысленно блуждающий попеременно с уткнутым в одну точку) нарвался… на затерявшуюся под деревянными настилами пробку.
Бочонок вскрыт.
Бесстыже брошенные два бокала.
… глупое раздолье.
Это была самая длинная ночь,… в моей жизни.
Ночь, когда даже вино не помогло забыть, убить ужасное чувство, что сегодня из-за меня покалечат, или убьют человека.
Да, мне больно; ужасно, разорвано сердце. Не раз кляла, просила ему (для
Но теперь, теперь, когда это реально…СОВСЕМ РЕАЛЬНО! и так близко, я не вижу в этом счастья – только отвращение и гадкая боль.
Дикая, больная боль.
Глава Двадцать Вторая
***
– Ты об этом… ЕЩЕ ПОЖАЛЕЕШЬ! – гневно, с храбростью в душе и на устах, сплюнул кровь Мануэль на пол.
Тихое рычание, жужжание люминесцентных лампочек.
Монотонная, равнодушная (где-то вдалеке) капель.
Жуткий полумрак повсюду.
И тихий, мерный, мертвый шепот Палача.
Короткий шаг навстречу.
Лживая, холодная, пустая улыбка, с привкусом едкого яда.
– Нет. «Еще» в твоей жизни… больше не будет, - (присел на корточки рядом со скрючившимся, замученным, связанным, как прыткое животное, молодым человеком; глаза в глаза).
– Отсюда тебя уже… только вынесут. И не факт, что не по частям.
– да ПОШЕЛ ТЫ!
Ехидно захохотал в ответ.
– Нет, дорогой. Пойдешь ТЫ, а вот я - ОСТАНУСЬ. Всегда так было. И теперь будет.
Вдруг захлопал по куртке (карманам) парня, что-то ища.
Резкий рывок – достал ключи, деньги, пакетик белого порошка, пузырек с таблетками…
Встал, выровнялся…
Схватившись за краюшек целлофановой упаковки, вытянул руку перед собой. Немного покачал, потрусил незамысловатую находку, всматриваясь сквозь нее на свет.
– Балуешься?
Промолчал (лишь в очередной раз сплюнул накопившеюся во рту слюну с кровью)
– Зря. Между прочим, укорачивает жизнь. Хотя, - (развернулся на мгновение, короткий взгляд на Маню), - не в твоем случае. Тут ты укоротил ее себе… еще быстрее, да более радикальным способом.
– Ты, вообще, КТО ТАКОЙ? (попытка выказать гнев; угрозы)
Ехидно улыбнулся. Вышвырнул прочь найденные трофеи и снова присел рядом. (проигнорировал вопрос)
– Только не говори, что ты не куришь? – снова принялся выстукивать поверх куртки, в попытке отыскать нужное.
И вот! Браво!
Нырнул в карман – и достал оттуда пачку сигарет.
Еще попытка – и запестрела в руках зажигалка.
– Вот, так уже лучше, - улыбнулся сам себе.
Встал. Прошелся пару шагов в сторону.
Привычные (или уже давно позабытые) движения – и подкурил сигарету.
– Выбрасывать пока не буду. Думаю, времени у нас будет предостаточно, - казалось, пробормотал (или мило оповестил жертву?)… сам себе под нос и тут же спрятал найденное в карман.
И снова шаг к Маню;
– Так что? Чем занимался… в былой жизни?
– Что ты от меня, вообще, ХОЧЕШЬ?
– Я? – ядовито рассмеялся. – Ничего. Правда, могу передать привет от ЖОЗЕФИНЫ.
– А-а… - вдруг захохотал Маню, но едва воздух попал в легкие – как дикий, хриплый, лающий кашель перебил всю радость. И снова сплюнул… багровую жидкость на пол. – Маленькая шлюшка.
Нервно хмыкнул Доминик в ответ и затянулся дымом сигареты.
Уткнув локти в колени (и невольно перекрестив руки перед собой), выжидающе уставился в глаза.
Медленно (смакуя) выпустил из себя дым.
– Что она тебе понарассказывала?
(вот и попытка оправдаться; недолго, сладкая, заставляла себя ждать)
Но Палач молчит. Выжидает.
– Она сама меня хотела. Сама расставила ноги, а потом, вдруг, оказалось, что это я ее заставил, – (отхаркнулся кровью). – Спроси любого – подтвердят.
И вновь затянул Доминик дым сигареты вместо ответа.
Тягучее молчание.
– Да сука, она, эта Жозефина. Тягается со всеми, а потом…
– Знаешь, - вдруг перебил отчаянную тираду Бельетони, - я бы мог вырвать тебе язык. Прямо сейчас. Мгновенно, что даже сам момент не почувствуешь…, -
(затих, замер Маню, едва дыша), -
Но тогда ты очень быстро скончаешься от массивной потери крови. А это… в мои планы не входит. Мог бы, - (вдруг резкое движение, рука подалась вперед), - Выпалить тебе глаз… этим бычком, - (и тут же потушил сигарету об лоб – дикий, жалкий, отчаянный крик; парень отдернулся в сторону; невольно перекосился и завалился набок), - Но не буду. Опять-таки… твои обмороки и болевые шоки – меня не вдохновляют.
Вдруг встал и медленно, растяжисто прошелся вдоль комнатки (подвального помещения).
– ТЫ - ЧОКНУТЫЙ! – отчаянно завопил Мануэль, едва не захлебываясь собственными слезами.
Захохотал. Жестоко. Холодно.
Бесчеловечно.
– Обычно, мне давали определение «кровожадный демон», «бездушный псих», «адский живодер». Но чокнутый? – (немного помолчал), - А знаешь, мне нравиться. Эх, какие красивые слова пошли! Да уж, за последние двадцать лет… я много чего пропустил.
(молчал, молчал Маню, испуганно вслушиваясь в больные слова своего ката)
– Так что, - вдруг Бельетони подошел ближе. Милая, «добрая», ласкова улыбка.
– На чем остановимся? Как хочешь УМЕРЕТЬ?
(молчание; тяжелое, частое сопение)
– А знаешь, как в старину… убивали… домашний скот?
(схватил за чуб и приподнял голову, дабы взглядом встретиться с жертвой)
– сначала перерезают артерию, - (демонстративно провел пальцем по шее), - но это - не в нашем случае; мы поищем сосудик поменьше, ведь если нет - тогда ты быстро умрешь! Обидно? правда?