Глупые игры... в Любовь
Шрифт:
Хотя, может, депрессию в самый раз эдаким и «задурманить».
Асканио не звонил, не писал и даже не «выстукивал по трубам». Полный ноль. Вне зоны доступа.
Бельетони. Как и просил, я обходила его стороной.
За обедом сдерживалась от больной привычки доставать взглядом. Да и боль, обида... стала еще больше, рьяней, чем раньше.
Ведь тогда еще тлела надежда. А теперь - она сменилась… озлобленностью (хотелось сказать ненавистью, но не знаю, не знаю, можно ли ненавидеть любя?)
Любя.
С глаз – долой, из сердца – вон.
Вот так и живем. Живем… или существуем?
Не знаю. Не знаю, что и сказать. Отныне в его сторону лезет лишь брань. Больная, отчаянная, злобная брань.
Амели. Прекрасная девушка. Хорошая подруга, но только сил… да и желания открывать кому-либо душу у меня не было. На том и покончили.
Виттория не приезжала.
Я была одна.
Благо, Морена перестала доставать. Нет, как надзиратель она выплясывала вовсю, но вот яд… уже сдерживала в своих железах, не прыская на меня.
Хотя… не боюсь. НЕ БОЮСЬ ЕЕ!
И, вообще, повезло этой мымре, ой как повезло!, что Доминик явился тогда вовремя – иначе бы все узнали бы, кто круче: заносчивая вампирша или съехавшая с катушек Жо.
(право, знаю, что шансы мои в том бою были бы слишком малы, но почему бы не польстить своему самолюбию, да не поуповать на безоговорочную победу? а?)
Время, время,… как же ты медленно ползешь. Прошла только неделя, а чувство – будто год.
Но держу, держу еще хвост пистолетом!
Е-ха!
Глава Двадцать Первая
И вот очередной «трудодень» закончился.
Занятия на Эйземе больше напоминали ознакомление с «древними учениями», чем тот процесс познания, к которому я привыкла в школе или на Искье.
Академия друидов, мать их, не иначе.
Браво, что еще укрощению стихий не учат.
Отписанные часы в теплице закончились. Вчера последний раз была…
(последний? бррр… вы плохо знаете Жо; это Аско мог прощать, а тут еще, видимо, не раз влечу – и быть мне постоянным рабочим на «грядочках»).
Торопливыми шажками в подвальчик, да так, чтобы никто не спалил: не охота выдавать тайное место.
Ужин (их дурная похлебка) пусть идет пропадом. Сегодня я буду упиваться тишиной и одиночеством.
Шарк-шарк-шарк. Еще один поворот, по темному коридору на ощупь – и родные ступеньки.
Стоп. Что это?
Тихий, робкий женский смех.
Нежный, ласковый бархат мужского…, родного, голоса.
Замерла. Замерла в оцепенении.
Боюсь пошевелиться.
Словно последняя мазохиста, внимаю каждому звуку. «Его» звуку. Едва дышу.
Жду.
… жду, но что? ЧТО Я ЖДУ?
Вдруг невнятный стук. Доля секунды – и Доминик уже стоял подле меня.
Неожиданно,
Глаза в глаза.
Застыла в ужасе (очи округлились, а легкие забыли дышать).
– И снова ты.
(тяжело сглотнула; молчу; испуганно, часто моргаю глазами)
Вдруг обнял за талию. Резко толкнул – и облокотил на стену (попытка отвлечь внимание? … мимо нас мышей проскочила какая-то девушка – я невольно провела ее взглядом и снова уткнулась ему в глаза).
– И что ты здесь искала?
(глубокий вдох; набралась храбрости)
– Уж явно не тебя.
– А мне кажется, что совсем наоборот. Только и ходишь за мной по пятам.
Нервно хмыкнула.
– Размечтался. Кому ты такой нужен?
– Тебе, - вполне серьезно выдал мне в лицо.
Вдруг прижался, нагло, дерзко, похабно притиснулся всем своим телом, грубо вдавив в стену.
(глупо, но все еще пытаюсь держать маску надменности, равнодушия, смеяться в лицо)
– И даже в кошмарном сне… такое счастье ненужно.
– Неужели? – его рука скользнула с талии вверх, бесстыдно проплыв по моей груди.
На мгновение замер, сжав до легкой боли, а затем продолжил движение (а я пытаюсь сдержаться, не дрожать, не выдавать свои чувства) – резкий рывок и сорвал нижнее покрывало вимпла, оголяя шею и грудь.
(дурное волнение, взрываясь в частом дыхании, шальном биении сердца, легкой дрожи, все же выдавало меня сполна)
Приблизился губами… вплотную, так чтобы слова обжигали дыханием кожу. Так, чтобы сильнее, нахальнее… заставлять меня дрожать.
– Я же чувствую, вижу, слышу… Ты – хочешь меня. Хочешь…
… Признайся.
Едкая надменная ухмылка (а сама едва не ною от жажды)
– Никогда.
– Признайся… - жарко, пошло прошептал мне на ухо, едва не касаясь губами. Едва не целуя; дразня, ДРАЗЯ и сводя с ума.
(нервно дернулась, попытка вырваться, но удержал)
Вдруг отстранился, ровно настолько, чтобы видеть мое лицо. Глаза в глаза. Ликующая улыбка плясала на его губах, предвещая недоброе.
– Признайся, птичка, и нам обоим будет приятно, – игриво вздернул бровкой, - гарантирую.
Ядовито рассмеялась в ответ (право, это были остатки сил, последняя желчь – я таяла в его объятиях, как лед на солнце).
– Малой ты слишком, чтобы быть в себе настолько уверенным. Тебе до моего Асканио… еще ой как далеко.
– Малой? – вдруг едко захихикал (и на мгновение отвел глаза). – К твоему сведению, сладкая, я старше твоего Аско почти на три века. Так что… кто еще кому в папеньки годиться.
(невольно рассмеялась)
– Так это ты – старый хрыч, выходит?
– Ах, ста-арый уже? – Улыбнулся в ответ. – Значит, то малой, то старый? Тебе не угодишь.