Гнездо желны
Шрифт:
Зато Анфиса, довольная, что ей удалось поглубже уязвить нас, задирает свой нос и начинает расхаживать по аудитории, вынюхивая запах гнили, как охотничья собака. Это продолжается минуту, две, три, и вот мы уже не без злорадства наблюдаем, как постепенно на лице тёти самоуверенность сменяется неверием, а затем уже и хмуростью.
– Здесь ничего нет, – подводит она наконец итог.
– А я что говорила! – сразу же восклицает Ольга, за что получает в ответ испепеляющий взгляд Анфисы.
– Может оказаться так, что вредитель засел в этой школе куда глубже, чем я думала, – тем временем продолжает тётя, принимая нарочито серьёзный вид. – Если его нет в этой
– А может, он просто там, – протягивает Лерочка, указывая пальцем наверх, – под потолком?.. И мы ничего не чуем отсюда.
– Это тоже не лишено смысла, – неожиданно соглашается Анфиса и начинает снимать со своего пояса различные травяные скрутки, раскладывая их на одной из парт. – Вот вы напросились на эту работу, так вы и будете этим заниматься. Давайте, приступайте. Найдите мне древоточца или хотя бы избавьтесь от этих лиц.
Мы с Олей одинаково кривим губы, но делать нечего. И правда, сами ведь хотели, чтобы нам доверили сложное дело, так что возмущаться не имеем права.
Пока Анфиса, с удобством расположившись за одной из парт, любуется на свой маникюр, всем видом демонстрируя нам, как ей глубоко безразлично, что мы будем делать, мы с Олей снаряжаем Лерочку подожжённой скруткой из полыни и отправляем бегать по всему помещению.
– Гляди внимательно, – кричу я вслед убегающей сестре, – если где погаснет – там приглядись и принюхайся повнимательнее.
Запах горькой полыни многим противен, но вредители особенно его не любят, и выкуривать их из логова пучком травы подчас оказывается проще всего. Лера задорно носится по аудитории, размахивая над головой дымящейся скруткой. Удушливый горький запах заполняет всю комнату, и даже мы уже начинаем морщить носы. Бедный парень, который что-то мирно себе дописывал в тетради в углу, и вовсе заходится кашлем и косится на нас с ещё большим изумлением. Он явно никогда раньше не видел нашу семью в этих стенах и ничего не знает о методах нашей работы. Хотя, казалось бы, после нашего последнего посещения школы, слухи об Инессе и её «ритуалах и обрядах», приравненных детьми к ведьмовской магии, расползлись по всему району за пару дней, обеспечив нам поток заказов.
Спустя некоторое время скрутка гаснет. Правда, от того, что она закончилась, а не по воле вредителя.
– Безнадёжно, – недовольно ворчит Ольга. – Что там у нас дальше по списку? Надо уже обнаружить, где он засел.
А дальше по списку у нас целое разнообразие всяческих средств. Не зря мы всё же несли эти мешки и корзины! Ох, не зря!
Пока Оля расставляет по помещению зажжённые свечи всех цветов и размеров, наблюдая за поведением огня и окрашиванием воска, мы с Лерой и Гаврилой, разделив между собой горсти минеральных камней, бродим по аудитории, как лунатики, не отводя взгляд от своих ладоней. Камни – такие же чуткие инструменты, как и травы со свечами. Одних притягивают эманации вредителей, другие помогают отследить остаточный след древоточца, а третьи выявляют своим поведением многие странности этого и чужих миров.
– У меня что-то есть! – кричит Гаврила из дальнего угла.
Мы с сёстрами сразу же бросаемся к брату и заглядываем в его ладони, сложенные лодочкой. Все камни выглядят по-старому, кроме небольшого осколка зелёного флюорита, который рассыпался в труху, усеяв пальцы Гаврилы крошкой изумрудного цвета.
– Я не помню, что это значит, – хнычет брат, раздосадованный, что память его так
– Это значит, что здесь есть открытый проход, из которого тянет воздухом с другого дерева, – без сомнений отвечаю я, вспоминая старые уроки тётушки Инессы. – Зелёный флюорит – хрупкий камень, он не выдерживает дуновение ветра из иного мира.
– Тройняшки, чего вы там раскопали? – окликает нас Анфиса.
Хоть мы на самом деле и не являемся с сёстрами тройняшками, а лишь погодками, но в гнезде давно уже существует негласная традиция называть нас так для удобства, что меня, например, всегда раздражало. Нас словно все пытаются воспринимать как одно целое, а не как трёх разных личностей!
Мы сразу же все синхронно поворачиваем головы к тёте.
– Здесь где-то есть лаз в соседний мир. Здесь соприкасаются ветви деревьев, – отвечает Оля.
– И что с того? – Анфиса скептично поднимает одну бровь. – Этих проходов всюду немыслимое количество, что естественных, что рукотворных. Если мы будем каждый обследовать или закрывать, так жизни не хватит! Вы мне обещали древоточца найти, а не по веткам лазать в соседние измерения!
Оля кисло кривится и возвращается к своей работе, предлагая нам продолжить обход. Однако в конце концов он так ни к чему и не приводит. Ни один из камней, кроме зелёного флюорита Гаврилы, на творящееся в аудитории не реагирует.
Следом идут верёвки, узелки, перья и прочие мелочи, но ситуация так и не меняется. Где засел вредитель – никому по-прежнему не ясно.
Андрей Васильевич от скуки уже облокотился подбородком на руку и тихо дремлет за учительским столом, а тот парень, что сидит за дальней партой, забыл обо всех своих записях и только с глуповатой улыбкой следит за нашими бестолковыми попытками найти древоточца. Мне даже становится немного стыдно от того, что без тётушек мы такие пустоголовые неумёхи.
– Ладно, я сдаюсь, – заявляет наконец Оля. – Не знаю, где он засел, но все наши средства и инструменты до вредителя попросту не достают. Давайте тогда пойдём от обратно.
– А от обратного, это как? – любопытствует Лера, поправляя заколки на своих коротких светлых волосах.
– Попытаемся избавиться от лиц. Глядишь, найдём след или заставим показаться этого древоточца.
– Да ты как будто знаешь, как от них избавиться! – подаю я голос, скрещивая руки на груди. – Я такого раньше не видела и о подобном не читала. Как заставить исчезнуть призрачные лица?..
– Любому действию есть противодействие! Нужно лишь понять, что им может не нравиться.
– Будь я лицом, – углубляюсь я в рассуждения, – мне было бы очень неприятно, если бы меня стал кто-то обзывать… Когда всё, что у тебя есть – это нос со ртом и два глаза, то поневоле начинаешь их ценить безмерно, за неимением чего-то другого. И грубые слова уязвляют вдвое сильнее.
Со стороны Гаврилы раздаётся короткий смешок.
– Ну давай! – с сомнением велит Ольга. – Твоя идея, ты и пробуй!
Я приближаюсь к стене, взглядом скольжу по портретам, пока не останавливаюсь на одном, который кажется мне довольно примечательным. На нём изображён высокий рыцарь в потемневших латных доспехах и с полутораручным мечом. Забрало его блестящего шлема с пышным красным плюмажем поднято, а на месте лица – лишь искажённая криком гримаса с закрытыми веками.
– До чего же ты уродлив! – несмело начинаю я шептать портрету. – Кожа вся висит, глаза западшие, рот огромадный, а губы тонкие, как две веточки! На тебя даже смотреть жутко! Встретишь такую рожу ночью в тёмном переулке – убежишь, сверкая пятками!