Гниющий Змей. Книга 1
Шрифт:
Место опасное, но... Ох нет... Нет! Нет! Нет! Я ошиблась про пороги!
Только теперь вспомнила. Река называется Лаира, а впереди вовсе не единственный выступ породы. Это место называется Бесовы Жернова!
Нас удачно пронесло по первому изгибу, но за ним воды ударялись в подточенную стенку и снова заворачивали — уже в противоположную сторону. Вот здесь-то нас и настиг злой рок: бурный и пенящийся, как слюна сдуревшей от бешенства лисицы.
Я не могла рассмотреть, что произошло с Циарой и её конём: они исчезли за поворотом раньше нас, и голос женщины, даже обрывками, больше не долетал
Вот они как раз в таком месте скопились удачненько. Переплетение ветвей, торчащие обломки сучьев. Нас бросило на них со всего размаха. Санда едва успела защититься рукой, иначе её личико оказалось бы попорчено сильнее, чем от крапинки семян. Но в то же время оборонительный жест стал фатальной ошибкой: отпустив мою талию, она не смогла удержаться одной рукой.
Девушку просто слизнуло бурным потоком с лошадиной поясницы. Я больше не видела её и ничего не могла сделать. Даже не понимала, пронзило меня веткой или жакет вместе с корсетом выдержали укол, но боль от удара раскроила черепушку, в глазах стало темнеть. Кобылу влекло течением. На следующем витке она вовсе опрокинулась, кувыркнулась в подводном сальто. Одна моя нога выскользнула из стремени, но вторая застряла, и я последовала за подругой в пенную неизвестность в качестве наживки с тяжёлым грузилом.
Но мне повезло: после очередного удара о скалу сапог слетел, и мы с Кралей расстались до лучших времён, если таковые настанут.
Понять где верх и низ не выходило. Только вода и пузырьки. Страшная круговерть мотыляла меня. Когда удалось вынырнуть и продохнуть, в носу засвербело. Я пыталась следовать лошадиному примеру и плыть, как получится, но человеческая анатомия оказалась для этого непригодной, а поток слишком коварным. Даже хорошо обученный пловец не сумел бы побороть одуревшую стихию.
Мне всё же удалось ещё пару раз дорваться до спасительного воздуха: по чистой случайности, когда поток сам выбрасывал меня к поверхности — но потом его милость заканчивалась, и он утягивал игрушку обратно в смертоносные пучины.
Лишь чудом мне удалось не отключиться, не шибануться башкой о камни и не захлебнуться, хотя водички я напилась по гроб жизни. В какой-то момент пришло осознание, что извилистое бутылочное горлышко с порогами осталось позади. Меня просто несло бурным водотоком дальше, вниз по течению.
И я не видела никого.
——————
Друзья, понимаю, что наглею, но поставьте ЛАЙК! Очень прошу, это поможет продвижению книги.
Глава 23
Изодранные ладони начало щипать ещё сильнее, чем после залпа семян: илистая грязь не очень хороший бальзам для ран. Небольшая коса отделяла затон от вечно спешащих вод основного русла. Его сильно размытые берега заросли камышом: настоящим, а не рогозом. Цветущие колоски шумели на ветру. Наверняка какой-нибудь художник или литератор обрёл бы вдохновение, отдохнув на этом бережку, прикрыв веки и вдохнув чистый свежий воздух.
Вот только моё полумёртвое тело
Но никаких эстетствующих проходимцев со мной не случилось.
Я не помнила и не понимала, как выбралась из воды, а ноги ощущали робко набегающие волны. Причём одна, левая, чувствовала их зябкие поцелуйчики гораздо лучше: сапожок-то мой достался кипенным водам. Эдакое жертвоприношение для умилостивления природных духов, верить в которых культ Троицы настрого запрещает, а уж общаться — тем более. Всегда казалось это забавным. Их либо нет, тогда хоть заобщайся, толку будет, как от взбивания воды в ступе. Либо есть, и запрещать верить странно.
Однако вопросы схоластики — последнее, чему сейчас следовало выделять мозговые ресурсы. Каждый мускул сотрясало таким ознобом, что шкурка вполне могла отделиться от подкожных тканей и уползти на поиски костерка отдельно от меня. Про попадание зуба на зуб и заикаться не стоит: они колотились с таким тактом, что могли не только эмаль пообдирать, но и кусочки отколоть.
Я понимала, что нужно подняться, но не могла. Пальцы на всех конечностях одеревенели и не разгибались — просто скрючились орлиными когтями. Ступни тянуло судорогами и те пробирались до икр. Я хотела кричать, но не позволила себе, ведь неизвестно, оставили хищники нас в покое или просто отстали.
Всё, чего удалось добиться — подтянуть колени к груди. Не знаю, сколько я пролежала так, в позе эмбриона, содрогаясь от холода и продолжая терять тепло вместе с жизнью. Горло уже саднило, из носа текли жидкие ручейки. Я шмыгала, но не могла собраться. Наверное, пару раз отключилась.
А потом снова, сука, включилась!
Потому что пелену мёртвого забыться проборонил рокот.
Неутомимые охотники, зараза. Когда же вы устанете и отстанете?
Тихо и осторожно, изображая черепаху, я сползла обратно в ледяную воду.
Хуже всего, что мои веки сомкнулись, когда только вечерело, а сейчас уже наступила чёрная, непроглядная ночь. Получается, неплохо я так моргнула: часов пять-шесть проморгала. Чудо ещё, что не замёрзла насмерть... Ох, твою же налево...
Гниль! Мы не получили эликсир вовремя! Теперь уже неважно, получится добраться домой или нет. Можно хоть сейчас выйти на растерзание: смерть от когтей и клыков легче, чем от разложения.
И я действительно обдумывала этот вариант, затаиваясь среди камышей и держа нижнюю челюсть опущенной, чтобы зубы не долбили чечётку, а дыхание оставалось тихим. Но всё же часть меня — та самая, которая велела замереть и сидеть здесь водяной крысой — не могла смириться с неизбежным. Надежда — это сучка, что умирает последней, вместе с тобой.
Свет луны и звёзд серебрил водную зыбь, но его катастрофически не хватало для моих слишком дневных глаз. Зато у чешуйчатых гадин зрение наверняка отлично сочетается с ночными прогулками.