Год черной собаки
Шрифт:
– А на какие шиши будет жить? Кормить мать и детей? Чем платить за учебу?
– возразил Эдерс и снова взмахнул рукой.
– Скатится, как тысячи ей подобных. Ох, боже, даже в боку закололо.
– Все они...
– процедил Уваров.
– А вот и не скатится. Я дал ей пять тысяч, для начала хватит, невозмутимо ответил Грег.
– А там будет видно.
– Вы дали ей пять тысяч?
– одновременно воскликнули Эдерс и Уваров.
– Ну а кто же? Добрых фей, к сожалению, уже нет, а до рождества с Санта-Клаусом далеко.
– Она ваша родственница?
– прищурился доктор.
– Или вы - гоню мысль - хотите ее купить?
– Она ничья любовница. Просто хороший человек, которому надо вовремя помочь, иначе близкие умрут с голоду, а она станет проституткой, - перебил Фрэнк.
– Грег, - взгляд Эдерса выражал сожаление, - вы все-таки ненормальный.
– Раньше в России таких называли малахольными, зачарованными или блаженными, - с одобрением сказал Уваров.
– Уму непостижимо, - Грег хмыкнул, - что у нас творится в нашем благодатном обществе, в наш великий прогрессивный век? Едва сделаешь что-либо доброе, тебя тут же объявляют не в своем уме. За сегодняшний день два совершенно противоположных по профессии и характеру человека не преминули мне об этом заявить. И оба, по их словам, относятся ко мне с симпатией, желают только добра.
– Если совершенно трезвому финну двое скажут, что он пьян, финн идет и, ничтоже сумняшесь, ложится спать, - вставил с улыбкой Уваров.
– Кроме того, - Эдерс постучал пальцем по столу, - вы делаете не благое дело, а беспардонную глупость. Бросаете на ветер деньги какой-то малознакомой сомнительной особе. Тем более на всех обездоленных и обиженных вас все равно не хватит.
– Она не малознакомая и не какая-то. Вам что, денег жалко?
– Не жалко.
– Эдерс вытянул ладонь.
– Удивительно, что вы избрали стезю детектива. Вам следовало заделаться сельским провинциальным патером, всепрощающим и смиренным, раздающим направо и налево манну небесную.
– Патеры не раздают манну, - поправил русский.
– А я далеко не всепрощающ, - резко возразил Грег.
– Мне кажется странным, как вы оба, кого судьба так трепала, и гнула, подняли вой из-за каких-то грошей.
– Это мы-то подняли вой из-за денег?
– взвился Уваров.
– Да плевать я на них хотел, провались они в тартарары.
– Полюбуйтесь на этих Крезов, - вспыхнул доктор.
– Пять тысяч для них гроши, и они на них плюют. Вы кто такие? Ханты? Ротшильды? Дюпоны? Шейхи Кувейта? Мы с вами почти нищие, а вы...
– он замолчал, подошла официантка.
– Пожалуйста, ваше пиво.
– Она поставила на стол полные кружки.
– Спасибо.
– Грег погладил ее руку.
– Вот вам за заказ. Ступайте, сбрасывайте эту змеиную кожу, да не забудьте плюнуть в морду сыну Джекки, а также навестить нас завтра.
– Благодарю вас, мистер Грег.
– Она присела в книксене.
– Вы так помогли мне, я никогда не забуду.
– Она улыбнулась, губы задрожали, и побежала к стойке.
– Скажите, пожалуйста. Благодарю вас, мистер Грег, - передразнил, выпятив губы, Эдерс.
– Ей следовало, как вислоухому кутенку,
– Ну зачем так, доктор?
– Грег был растроган.
– На ваших глазах произошло великое таинство. Скончалась Моника и возродилась Юта Шервуд.
– Это еще, как говорят, бабушка надвое сказала, - вставил Уваров. Усопшую вы знали и отзывались о ней доброжелательно, а вот какова будет новорожденная... Деньги, они...
– Послушайте, Фрэнк Грег, - не дал договорить русскому Эдерс, отхлебнул из кружки и облизал губы.
– Я не удивлюсь, если вы в один далеко не прекрасный день уведомите нас, что сочетаетесь браком с какой-нибудь попавшей в житейский переплет, страдающей от бытовых инсинуаций бедняжкой. Нисколечко не удивлюсь.
– Вы имеете в виду Юту?
– Это может быть и кто-то другой, запутавшийся и заблудший. Но в данном случае ее.
– Помилуйте, доктор, она молода и красива, а я калека и ей не пара. Кроме того, я, вероятно, выгляжу анахронизмом - признаю лишь обоюдную любовь. Так сказать, единство душ и сердец. У нее же ко мне никаких чувств, исключая разве благодарность, нет. А жаль... Весьма жаль.
– Все они, - проворчал Уваров, - помешались на деньгах.
– На то и деньги, - возразил Эдерс.
– Нет, не на то.
– Русский взглянул на него укоряюще.
– Думается, когда в конце XVII века шотландец Джон Ло придумал и предложил выпускать бумажные купюры, он по наивности надеялся, что они, как и положено по политической экономии, будут эквивалентом товара. Ошибся, молодчик. В наш модерновый век они стали мерилом всего: ума, силы, положения в обществе и даже любви. Вот женщины и...
– Здорово вы ополчились на слабый пол, - Грег поправил повязку на глазу.
– Крепко напакостили?
– Никто мне не пакостил. На тот проклятый банкет силой не волокли, думать следовало своей головенкой. Впредь наука.
– Больно дорого иногда обходится эта наука.
– Фрэнк машинально кивнул.
– Потом мучаешься всю жизнь. Ну ладно, хватит, друзья, дискутировать женский вопрос.
– Он улыбнулся.
– Деньги у Майка я получил.
– Много?
– Доктор оторвал губы от кружки.
– Двадцать тысяч.
– Сколько?
– одновременно приподнялись Эдерс и Уваров.
– Двадцать тысяч, - небрежно бросил Грег и встал.
– Мало?
– Факир, - прошептал доктор.
– Непостижимо. Виртуоз.
– Малохольный, - поддакнул Уваров восхищенно.
– Но все равно здорово. И за вычетом пяти тысяч остается целая куча.
– Пойдемте?
Они поднялись и покинули бар.
– Знаете что?
– Грег взглянул лукаво.
– Давайте прогуляемся немного, хочу показать вам любопытную штуку. Тем более нам по пути. Как?
– Не возражаю, - кивнул Эдерс.
– Тогда к порту, это недалеко.
– Уж не обуревает ли вас желание, заполучив столь солидную сумму, купить яхту и отправиться за документами вплавь?
– следуя за Фрэнком, спросил доктор.
– С вас станется.