Год дракона

Civettina

Вовка рассмеялся, хлопнув себя по коленям. Я не отметал такую реакцию, но все же ждал другой. Надеялся, что он серьезно отнесется к моим словам.

– Вот, значит, о чем ты мечтаешь! – просмеявшись, сказал брат. – Куда-то внедриться и украсть ценную информацию. Если ты этого сильно хочешь, мы можем это устроить. Надо только придумать, куда внедряться и что красть. Да, и кому продавать.

– Хватит ёрничать! – я настолько разозлился, что вскочил на ноги. – Я устал от тайн!

– А я устал от твоего упрямства. Разуй глаза, Женя: правда перед тобой! Я говорил об этом уже десять раз. Сколько еще нужно сказать, чтобы ты меня услышал?

– Твоя сказка про

драконов, не спорю, очень интересная, но меня можно было купить этим лет пять назад. Я уже не мальчик, ты заметил?

Вовка вдруг резко подался вперед и схватил меня за плечи. Все произошло так стремительно, что я не успел увернуться, а когда пальцы брата вцепились в меня, дергаться было уже поздно.

– Если в тебе живет дракон, то он откликнется на мой зов, – негромко, но как-то зловеще произнес он. – Если дракона в тебе нет, то ничего не произойдет. Ты даже ничего не почувствуешь.

Сказав это, Вовка приоткрыл рот, и у него внутри, где-то в гортани, стал разгораться розовый свет. Я с ужасом смотрел на нависшего надо мной брата, боясь, что сейчас и из меня он вынет что-нибудь странное, как из того парня.

Свет между тем становился все ярче, и я даже стал ощущать его, как тепло костра. Только в отличие от огня, свечение не грело, а слегка покалывало кожу. И от этого покалывания внутри зарождалась тупая боль. Сначала я не придал ей значения, но с каждой секундой она становилась все сильнее, как будто что-то давило изнутри на грудную клетку, мешая дышать. Я жадно хватал ртом воздух, но его все равно не хватало. Я хотел попросить брата прекратить это, но не мог произнести ни слова. Язык не слушался меня, и изо рта вырывалось только какое-то мычание.

Но, к моему ужасу, это была не единственная проблема. Внезапно у меня началась сильнейшая головная боль. Она вспыхнула где-то в макушке, а потом ударила мощными лучами в виски. Это была невыносимая боль, которая в одно мгновение поглотила весь мир вокруг меня. Я не видел и не слышал ничего. Да что там! Я даже своего собственного тела не чувствовал.

Не знаю, сколько длилась эта пытка, но постепенно мигрень отступила, и я обнаружил себя лежащим на диване. Видимо, Вовка переместил меня туда, когда я отключился. Все тело ныло, больно было шевелиться, но мигрень, слава богу, отступила.

– Ты как? – тихо спросил брат, и в его голосе я услышал тревогу.

– Нор…мально… – прохрипел я.

– Прости, я немного перестарался, – виновато признался брат. – Я не думал, что так получится.

Я слабо кивнул и закрыл глаза. Даже дыхание причиняло дискомфорт.

Вовка не уходил: я ощущал его присутствие, и это тяготило меня. Я знал, что он способен просидеть рядом всю ночь, а я больше всего сейчас хотел побыть в покое, наедине с собой. Но не мог сказать это брату: речь все еще плохо давалась мне. Однако я зря переживал. Боль так опустошила меня, что я мгновенно уснул.

Той ночью и я увидел этот сон, который потом стал преследовать меня. Он не походил ни на одно сновидение, что были у меня ранее, потому что в нём сохранялось ощущение реальности происходящего. Я как будто снова и снова переживал какое-то событие.

Я видел незнакомых людей, похожих на каких-то ученых или врачей. Они смешивали всякие вещества, пропускали через полученные смеси электричество и облучали их рентгеном, исследовали с помощью разных приборов и записывали результаты в толстые тетради – словом, ничего ужасного они не делали, но всякий раз после таких снов я просыпался в холодном поту, с учащенным пульсом и долго не мог успокоиться. Я не понимал, что именно меня пугает в действиях

ученых, и это непонимание тревожило меня.

Вот и наутро я проснулся от страха. Он исходил из сна, но я несколько минут перебирал в голове детали сновидения, пытаясь понять, в чем именно кроется опасность. И этот поиск ли, а может, особенность снов с каждой минутой терять очертания – успокоили меня. Я услышал птичий гоном за окном, увидел кусочек праздничной лазури зимнего неба – и в душе у меня установился тот мягкий, словно замшевый, мир, который заставляет людей блаженно улыбаться своим мыслям.

Правда, в следующую минуту эта улыбка сошла с моего лица, потому что кроме умиротворения я ощутил внутри еще кое-что – нечто такое, что заставило меня резко сесть. Я с ужасом прислушивался к себе и с каждой секундой все отчетливей понимал: меня наполняла вера.

Да, еще вчера вечером я ложился спать напуганным скептиком, которого ужасало то, что творилось вокруг, а проснулся я в полной уверенности, что сказки про драконов – никакой не вымысел, а самая обыденная реальность. Весь ужас ситуации был в том, что к этой вере я пришел не сам. Не веские доводы склонили меня на сторону Вовки и не летающие золотые украшения. Моя вера просто проросла внутри меня, захватив власть. А разум – этот холодный островок реализма и логики – он просто сдался. Последний оплот здравого смысла не пал под натиском врага, не превратился в руины и пепелище – он просто открыл центральные ворота и пустил врага. И это была не сделка, в ходе которой проигравшая сторона обычно меняет трофеи на жизни своих солдат. Это был какой-то совершенно глупый поступок, не оправданный ни страхом смерти, ни фактом многочисленных потерь. И как бы я ни пытался воскресить утраченный стержень, у меня не получалось. Мой рассудок был холоден, потому что был мертвым. Мое Я, мое эго предало меня, обменяв жесткое, но все же дающее шанс на победу противостояние на елейный мир.

Это так потрясло меня, что я заплакал от обиды, хотя не делал этого уже несколько лет.

========== Голубая Смерть ==========

Дверь открыл опрятно одетый пожилой мужчина с аккуратной чеховской бородкой, в идеально выглаженной рубашке и легких домашних брюках. Казалось, он сошел с экрана кинолент тридцатых годов, рассказывающих о советской интеллигенции. Семенов вздохнул: что-то сегодня ему везде мерещатся советские фильмы.

– Здравствуйте, Павел Антонович, – он улыбнулся мужчине. – Гостей принимаете?

– В моем возрасте, Мишенька, чаще лекарства приходится принимать, чем гостей, – улыбнулся в ответ Павел Антонович и впустил следователя. – Старики мало кого интересуют, поэтому любое внимание для нас – на все золота.

На самом деле старичок лукавил: уж к нему-то народная тропа не зарастала и ему грех было жаловаться на недостаток внимания.

Павел Антонович Измайловский был известной личностью не только в столице, но и далеко за пределами МКАДа. Всю жизнь он проработал на Московском ювелирном заводе, пройдя путь от простого мастера до главного инженера. Сейчас он вышел на пенсию, но не канул в реку забвения, как сам выражался. Павел Измайловский до сих пор являлся ведущим экспертом в области ювелирных украшений. К его услугам прибегали как частные коллекционеры, так и музеи, и даже суды. Если нужно было выявить подлинность того или иного украшения или доказать обратное, то лучше Измайловского никто бы не смог этого сделать. При этом Павел Антонович имел небольшой, но постоянный приработок: ремонтировал украшения, подгонял под размер обручальные кольца, доставшиеся кому-то по наследству, оценивал драгоценные камни.