Год дракона
Шрифт:
Капитану Михаилу Семенову Павел Антонович приходился бывшим соседом по даче. Бывшим – потому, что бабушка Семенова, владевшая их участком, умерла почти десять лет назад, и родители продали дом. Измайловский, насколько Михаил знал, схоронив жену, тоже перестал появляться на своей даче, оставив ее дочери. И несмотря на то, что вот уже как целое десятилетие Семенов и Измайловский не являлись соседями, они до сих пор хранили теплую дружбу, проистекавшую из доброго соседства.
Павел Антонович пригласил гостя на кухню – знак особого расположения. Нежеланных гостей старый ювелир принимал
Павел Антонович поставил чайник – не современный электрический, а старомодный, со свистком, достал печенье и вазочку с вареньем, изготовленным уже снохой, а не женой. Семенов протянул ему пакет с сухофруктами, к которым старик в последнее время пристрастился.
– Что за дело у тебя, Миша? – поинтересовался Измайловский, присаживаясь на табурет.
Пока вскипает чайник, можно поговорить и о цели визита.
– Дело, как всегда, запутанное, Павел Антонович, – крякнув в кулак, начал Семенов. – Вы не знаете, кто в городе сейчас занимается скупкой краденого?
Большой опыт Измайловского и не менее обширные связи делали его хранителем самой разнообразной информации. В том числе и о происходящем в криминальных кругах. Многие ювелиры единоразово или на постоянной основе оказывали услуги преступникам разного пошиба: помогали сбывать краденое, переплавляли украшения, заменяли в них камни и прочее.
Измайловский положил одну руку на стол и, постукивая пальцами, задумался. Семенов терпеливо ждал, понимая, что ювелиру требуется какое-то время, чтобы систематизировать и проанализировать имеющуюся информацию. Через минуту Павел Антонович подал голос:
– Пошли слухи, что Вартанян снова в деле, хотя он месяц как инфаркт перенес. Зачем ему такие треволнения?
Семенов пожал плечами. Павел Антонович любил, когда во время его речи собеседник невербально участвует в разговоре, например, поддакивает или кивает, или каким-то другим способом выражает свои чувства и мысли.
– А вот Косуха, наоборот, залег на дно, – продолжал Измайловский. – Затаился. Не слышно и не видно его. Не к добру это.
Семенов кивнул и нахмурился.
– В принципе на манеже все те же: Дурманов, Тройский, Пахченко, Москвин, Габидуллин…
У Семенова было такое лицо, что Измайловский умолк, не назвав еще несколько фамилий, и спросил:
– Но ты ведь не это хочешь услышать, верно? Что тебя на самом деле интересует, Миша? Какой-то особый случай?
Семенов ответил с той же неспешностью и рассудительностью, с которой говорил его собеседник:
– Не то чтобы особый… Я полагаю, что украденная вещица… В общем, это дело рук дилетанта. Или
– Тогда тебе нужны ломбарды.
– Боюсь, вор не так глуп. Мне кажется, он понимает, что у него в руках не просто какой-то перстень с топазом.
– Перстень с топазом? – оживился Павел Антонович: его глаза заблестели азартом, хотя лицо оставалось по-прежнему спокойным, чеховски благородным. – О каком перстне речь? О «Голубом озере»?
– Сейчас покажу, – Семенов взял папку, поставленную к стенке возле табуретки, и, немного пошуровав в ней, извлек фотографию 10 на 15.
Павел Антонович аккуратно взял ее, достал из нагрудного кармана очки в тонкой металлической оправе и, приладив их примерно в середине расстояния между лицом и фотографией, принялся рассматривать изображение.
На фото была полная ухоженная женщина, обнимавшая девочку лет десяти, возможно, внучку. Левую руку дама положила на плечо девочки, и на среднем пальце отчетливо виднелся прямоугольный перстень с камнем насыщенного голубого цвета.
– Гляди-ка, не «Озеро»! – как будто разочаровался Измайловский. – «Слеза дракона»!
– Что? – Семенов слегка подался вперед, как будто не расслышал слова собеседника.
– Этот перстень называют «Слезой дракона», но у него есть и второе название – «Голубая Смерть». Под ним он более известен.
– У драгоценностей всегда такие глупые названия?
– Названия не даются просто так. Каждое имеет свою историю. Например, вот этот перстень легко меняет хозяев, – Павел Антонович отложил фотографию и провел рукой по бородке. – Заполучить эту вещицу довольно просто, а вот расстаться с ней означает расстаться с жизнью. В прямом смысле.
Семенов попытался стереть с лица скептицизм и заменить его хотя бы жалким подобием любопытства, но попытка эта потерпела фиаско. В ответ на такую неблагодарность Измайловский возвел глаза в район кухонной вытяжки и глубокомысленно умолк.
– Как понимать ваши слова? – не дождавшись продолжения, подал голос Семенов.
– Буквально, Миша.
Следователь досадовал на себя за несдержанность, которая оскорбила старика. Но что Семенов мог поделать, если все эти байки про проклятые вещицы, заговоренных бандитов и прочие магические штучки, которыми люди подменяли любое везение или хитрость преступников, вызывали в нем раздражение?! Правда, в данном разговоре Михаил Семенов повел себя неразумно, едва не упустив возможность получить ценную информацию и даже помощь в розыске украденного перстня.
– Павел Антонович, вы не обижайтесь. Я так редко сталкиваюсь с чудесами в своей работе, что перестал в них верить.
– Дело не столько в чудесах, Миша, сколько в людских пороках, – вздохнул Измайловский и снова побарабанил пальцами по столу. – Они и есть самые страшные убийцы на свете, потому что убивают не тело, но душу.
Семенов опустил глаза: Павел Антонович любил философско-назидательные вкрапления в беседу. Иногда они были туманны и невыносимо скучны, иногда – интересны и мудры. К какому разряду отнести только что услышанное высказывание, Семенов еще не решил.