Год французов
Шрифт:
— Кто?
— Лорд Корнуоллис. При Йорктауне. И в результате мы лишились американских колоний. Он сам рассказывал мне об этом. Когда он послал Вашингтону свою шпагу в знак капитуляции, он велел музыкантам играть «Мир перевернулся вверх дном».
— Ну, это совсем другое дело, — бросил майор и вновь стал наблюдать за битвой.
Поразительно, до чего похоже было поле брани на гравюры — планы сражений, мне они доселе казались неправдоподобно аккуратными и парадными; безупречными прямыми и дугами обозначены позиции пехоты и конницы, треугольниками — позиции артиллерии. Первая волна нашей кавалерии и пехоты еще не докатилась до холма, а из деревни уже шла вторая, нацеленная на правый фланг, чтобы там поддержать нашу пехоту. На левом же фланге действовали драгуны Крофорда: им, если поверить расчетам лейтенанта, предстояло ударить по мятежникам, удерживавшим
ИЗ «ВОСПОМИНАНИЙ О БЫЛОМ» МАЛКОЛЬМА ЭЛЛИОТА В ОКТЯБРЕ ГОДА 1798-ГО
Я скажу немного о том злосчастном получасовом сражении при Баллинамаке. Говорят, что Эмбер со своими офицерами подробно рассказал о нем в Дублине, где плен их обернулся милым развлечением, а рассказ их был, без сомнения, записан для грядущих поколений. Даже пожелай я описать эту катастрофу, не смог бы, так как все произошло очень быстро, а воспоминания мои отрывочны и бессвязны. Диву даюсь, откуда у военных историков такая ясность и четкость, у меня же — впечатление кровавой бойни, люди, словно дикие звери, терзают ДРУГ друга. Волосы дыбом, когда слышишь, как они кричат, когда видишь, как стынут их обезображенные тела.
Англичане догнали нас на полпути от Клуна до Баллинамака. Наш строй сломался, и мы обратились в беспорядочное бегство. В Баллинамаке мы были вынуждены остановиться и принять бой, так как Эмбер посчитал, что мы можем занять выгодную позицию у холма. Лишь генеральская гордость диктует им заповеди военного ремесла, как-то: преимущество холмистой местности и т. п. Всех французов и примерно треть ирландцев (и меня в том числе) он сосредоточил на пологом склоне холма, а остальных ирландцев под командой Тилинга поставил защищать дорогу, ведущую от холма к деревне. Внешне он держался решительно, резко отдавал приказы, кому что делать, где и какие позиции занимать, но, как мне показалось, им владела ярость и отчаяние. У нас оставалось лишь два легких полевых орудия, их он разместил у дороги и приставил к ним пушкарей, которых звали Мейджи и Кейси. Не исключена, по-моему, возможность, что он предоставил ирландцам встретить первый удар англичан, наступавших со стороны деревни. Ярился же он не на врагов-англичан, а на соратников-ирландцев. Даже к Тилингу обращался грубо и презрительно.
Однако первый удар нанесли нам драгуны Крофорда: они появились не от деревни, а сбоку, с фланга, вверх по склону неслись они, со страшными криками широко растянувшись цепью, со свистом рассекая саблями воздух. Эмбер едва успел перестроить наши боевые порядки. Мак-Доннелу и его людям, вооруженным лишь пиками, удалось отогнать кавалеристов. Я видел, как шляпа Мак-Доннела, по-театральному украшенная перьями, мелькала в гуще английских драгун. И все же отвага его не будила во мне гордости. Мною владел лишь страх — тоненький живой нерв в онемевшем, бесчувственном мозгу. К тому времени мы уже понесли потери. «Понесли потери» — какая обкатанная, ничего не выражающая фраза. За ней не видно развороченных шрапнелью грудных клеток и животов, кровавого месива из ребер и кишок. Рядом со мной упал на траву, схватившись за живот, солдат, и меж растопыренными пальцами я увидел скользкие от крови кишки.
Эмбер приказал мне отослать крестьян из Баллины на помощь Мак-Доннелу: тот со своими людьми едва сдерживал натиск. Трава уже стала скользкой от крови, в спешке мы наступали на своих же раненых, а они цеплялись нам за ноги. Мак-Доннел обернулся, посмотрел на меня — глаза выпучились, взгляд остановился, губы дрожали. Раньше, глядя, как отважно он защищался, я думал, что в нем говорит охотницкая удаль, что таким вот бесшабашным и большим ребенком он и останется до конца, однако сейчас я увидел, что его обуял страх.
— Дева Мария, пресвятая богородица, спаси и сохрани! — проговорил он и уже срывающимся голосом выкрикнул несколько ругательств по-ирландски.
В атаку пошла британская пехота, выставив вперед мушкеты, солдаты ступали твердо и уверенно по высокой траве. Я оглянулся на конников
Крофорд действовал теперь наверняка. Выждал, пока пехота, перезаряжая на ходу мушкеты, приблизится к нашим позициям, и направил ей вслед из деревни второй эскадрон. Пехотинцы дали еще один залп, Крофорд рубанул шпагой по воздуху и пустил лошадь галопом вперед.
Я велел своим людям держать пики наготове, полагая, что дальнейшие приказания поступят от Мак-Доннела. Но меня не слушали. Пики они похватали, но не из повиновения, а потому, что ничего другого им не оставалось. Позади на несколько миль расстилалось болото, за ним — гряда невысоких холмов. Там царили мир и покой. Паслись на лугах коровы. И, наверное, в усадьбах, таких же, как мой Ров, люди сидели сейчас за завтраком.
Крофорд со своими драгунами врезался в наши ряды и, не обращая на нас внимания, словно мы — жалкие Щенки, путающиеся под ногами, пронесся дальше — его больше занимали французы. На меня замахнулся саблей драгун, но не попал, проскакал мимо, даже не обернувшись. Зато Мак-Доннелу удар пришелся прямо в горло, и из раны фонтаном хлынула кровь. Когда Крофорд добрался до французов, завязалась кровавая схватка, но она не продлилась и пяти минут. Беспокойный взгляд Эмбера наконец остановился, будто генерал нашел то, что так безуспешно искал; он снял шляпу и высоко поднял ее на острие шпаги — французы сдались. Однако кавалерийская атака по инерции катилась дальше, французы отражали сабельные удары прикладами мушкетов. Еще минута-другая, и бой затих. Офицеры последовали примеру своего генерала, а солдаты сложили мушкеты на окровавленную траву. Подоспел и второй отряд конницы, остановившись около ирландцев с Тилингом во главе. Пехота, однако, продолжала наступать. Протрубил горнист Крофорда — это, несомненно, означало, что оборонявшие сдали холм. Я заметил, что Тилинг не отдал приказа повстанцам сложить оружие.
Я повернулся к Эмберу. Он передал свою шпагу Крофорду, тот приложил руку к тулье шляпы и принял оружие. Подержал за лезвие, словно взвешивая, и передал драгуну. Потом вдруг взглянул мне прямо в глаза. У него было продолговатое, с высокими скулами лицо, лицо охотника, глаза спокойные и холодные, но дышал он тяжело — плечи вздымались и опускались.
ИЗ СОЧИНЕНИЯ «СЛУЖБА В МОЛОДОСТИ. С КОРНУОЛЛИСОМ ПО ИРЛАНДИИ» ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА СЭРА ГАРОЛЬДА УИНДЭМА
Был я или не был очевидцем битвы при Баллинамаке — вопрос спорный. Наблюдал ее начало в деревне Клун, а когда прискакал в Баллинамак, сражение уже закончилось. За Клуном дорога идет лесом, и увидеть мне ничего не удалось, я слышал лишь близящиеся орудийные залпы и ружейную стрельбу. Уже выезжая из лесу, я начал различать крики людей, они доносились все громче, все отчетливее. Лесной дорогой, точно туннелем, я попал в совсем другой мир.
Над лесом, полями, холмами и болотами царило ясное утро, подчеркивавшее и пестроту мундиров, и великолепных лошадей, и грозные пушки. Поле брани, показавшееся мне столь картинным, сейчас являло суматоху и разноголосицу: цокали копыта, скрипели колеса, хлопали выстрелы, кричали люди, клубился дым, били барабаны. На небольшом пригорке я остановился — так всегда изображают на старых гравюрах генералов: верхом, взирающих свысока на битву и указывающих куда-то свернутой в трубку картой. И мне отчетливо увиделось завершение битвы. Крофорд бросил в атаку второй эскадрон гренадеров. Необыкновенно захватывающий момент: всадники в красных мундирах несутся на черных и гнедых лошадях, несутся стремительно, неудержимо, точно выпущенные из лука стрелы. Вот они промчались мимо людей с пиками прямо в стан французов. Я пришпорил коня, но, когда достиг деревни, кавалерийская атака, а с ней и вся битва кончилась. Такой внезапный финал ошеломил меня.