Год охотника
Шрифт:
Васька опустилась на минутку до уровня четырёх скрещенных под столешницей деревянных ног, по-римски подняла большой палец вверх: жизнь!, вскочила, застёгиваясь, и - вовремя: гонцом за ней прислали завхоза...
Мужчины, видно, уже наговорились всласть. Вновь послышались звуки гитар, стройно зазвучали традиционные "Степь" и "Мороз". Самолюбие певуньи взыграло. Случилось то, чего от неё так добивались друзья-музыканты: захотелось покорить.
(Франц, внимательно слушая тихое повествованье девушки,
На помощь, как всегда вовремя, подоспел Бурханкин с предложением.
– А можно про волка послушать?
Про Волка? Нате! Василисе не жалко!
На этот раз у баллады появилось продолжение...
– Волк быстро добыл дураку
И коня, и Жар-птицу,
Похитил на волчьем бегу
Для Ивана царицу.
Водою живой окропил,
когда предали братья...
Иван обещал - не забыл
Волка честны объятья!..
Ни долгих раздумий, ни слёз:
По его повеленью
Меч Серому голову снёс...
Погибай, вдохновенье...
*** Чьё дитя?
Василиса сидела, опустив гладкую голову на узел из пальцев.
Франц не торопил. Он и сам должен был подготовиться, прежде чем услышать унизительный рассказ о проявлениях и последствиях мужского самоутверждения.
Рыцарски настроенный Бурханкин (он давно вернулся из кухни и сидел в окружении собак), - напротив, считал, что и так уже сказано предостаточно:
– Ну, сам видишь, пора приниматься за дело.
– Пока не вижу, - возразил Франц.
– Что же во всём этом подозрительного?.. То, что вы молоды? Что у вас хороший голос? Что притягательны? Что с вами хочется иметь дело?
– он сразу уточнил: - В широком смысле, я имею в виду...
Василиса резко отняла руки от лица и уставилась на егеря, неслышно шевеля губами.
– Что?.. Что?..
– беспокойно заёрзал тот, порываясь встать.
– Почему все смотались под музыкальный шумок?..
– пригвоздила она его.
– И вы... А так хотели послушать!
Егор Сергеевич удивился, как дитя, не чувствуя за собой никакой вины: сроду не бывал на концертах, понятия не имел, что посреди номера не уходят.
– Я думал, вы видели. Меня Циклоп... этот... Тарас Григорьевич отозвал. Я опять не узнал, что в конце было...
– В конце было всё очень интересно... Видите, как всё славно совпало? Вас отозвал Тарас Григорьевич, а меня - Виталий Олегович...
– Она скривила точёные губы.
Долго готовилась... Бурханкин заёрзал ещё беспокойнее, ободрил певунью кивком. Кивнул Францу.
– Хозяин спросил, зачем я без спросу взяла его стихи!.. Правда, тут же сказал, что простит мне, если я...
Собаки глухо заворчали. Всё понимают! По интонации что ли?..
Василиса склонила к ним голову.
– Что, ребятки?.. Жалко, вас рядом не было... Мы бы вместе его р-ра-зор-рва-ли...
–
– Разве непонятно? Подробностей не будет...
– А обычно вы чьи стихи для песен берёте?..
Певунья изумлённо взглянула на Франца.
– Вас интересует мой творческий процесс?.. Рожаю, извините за подробности!
– Как Ева?
– Как обезьяна. По ночам! Предпочитаю справляться самостоятельно.
– Значит, ничьё дитя не усыновляли...
Игорь Максимильянович усмехнулся: мог и не спрашивать, ответ дал Бурханкин.
– Зачем ей кого-то усыновлять?.. Она же ещё молодая. Она, это... успеет она ещё дитём обзавестись!
Певунья рассмеялась:
– Э-э, нет! Я просто изменила жанр. Переодела сказочное дитя. Уж плоха одёжка, или хороша, но - сама шила! Пообносился Серый Волчок среди других беспризорников.
Егерь почесал своего кудлатого пса.
– Ему и так тепло! Вон, шерстищу отрастил! Блохи только загрызли вконец, даже в зиму не пропадают. Зато про него теперь песня есть. Да, Волчок?..
Франц, возвёл очи горе:
– Егор Сергеевич, хватит нам Лазаря петь, мы же - о другом. Лучше поставь ещё кипяточку!..
– Он спросил певунью: - Вспомните, когда видели хозяина в последний раз.
Василиса криво усмехнулась:
– А вы кто?..
– Отвернулась к окну.
– Вы знаете разве, почему дождь слышно, а снегопад - нет?..
– Она ещё не знала, стоит ли рассказывать этому странному и совершенно чужому человеку с внимательными выпуклыми глазами всё...
Игорь Максимильянович ответил ей фразой из кожаной тетради.
– "В гладком зеркальном стекле можно увидеть других. Но разве узнаешь себя?.."
Вмешался Бурханкин:
– Ты забыл, Игорь Максимильянович! Ведь я тебе говорил, что перед баней...
*** Банька
"Удрать, удрать куда глаза глядят!.." - было главной мыслью Василисы.
Только что напросилась съездить в сторожку Лешака и с нетерпеньем ждала во дворе, пока Бурханкин запряжёт Орлика.
– Михална, может, подброшу?
– спросил он повариху.
– Не, Егор! Моих будете проезжать, скажи, навряд сегодня буду.
– Она подошла к Василисе.
– Побыли бы ещё... Завтра Крещенье...
– Мне теперь не до гаданий, - упрямо стояла на своём певунья.
Евдокия Михайловна посмотрела в небесную твердь, усыпанную звездами, схватила в горсть снег, растёрла, понюхала, легко считывая приметы, знакомые сельчанам, как собственное тело.
– С утра мороз ударить. Егор вернёться - на Орлике в санях покатаить, окрестности покажет. Оставайтеся?..
– И добавила тихо: - Да он невредный. Не обижайся: мужик же!.. Вон, видишь, к машине пошёл, должно - уезжаить! Сам сказал: завтра должон дома быть, мол, звонил кто-то по делу. А мне велел банькой вас угостить!