Год, прожитый по-библейски
Шрифт:
Я обещаю их выполнить.
В конце сорокалетнего скитания евреев по пустыне Моисей велел им написать слова Бога на дверных косяках и воротах. Отсюда произошла «мезуза» – расположенная по диагонали коробочка, которую мы (как и большинство других евреев) прибили у входа в дом.
Традиционно текст для мезузы создает сертифицированный писец. Мы получаем готовый результат. Но в Библии буквально говорится, что мы должны сами писать на своих дверных косяках – и предположительно именно так и поступали древние евреи.
Но что же написать? Моисей говорит: «Слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня». Я думаю, как бы уместить сотни заповедей мелким
Я беру карандаш Officemate № 2, отвлекаю Джаспера конструктором LEGO, подпираю дверь в квартиру, чтобы она оставалась открытой, и начинаю медленно, очень медленно писать Божьи слова на косяке цвета авокадо. Это занимает у меня час. Все это время я вдыхаю загадочный запах, который всегда веет из квартиры 5R (думаю, они там нелегально делают рыбные консервы), прерываюсь между заповедями, чтобы потрясти рукой, и тщательно слежу, чтобы не сделать лишнюю петлю или черточку).
Вначале ощущения странные. Как будто я стал библейской версией Барта Симпсона [135] у классной доски. Нервничаю: не совершаю ли я вопиющий грех, проигнорировав многовековую традицию? Ортодоксальные иудеи, возможно, так бы и сказали. Скорее всего. Как ни странно, есть целых 4649 указаний, как сделать правильную мезузу. Надо писать пером, взятым у кошерной птицы вроде гуся или индейки. В свитке должно быть двадцать две строки. И так далее, и тому подобное. Я же импровизирую.
135
В заставке к мультсериалу «Симпсоны» очевидно наказанный герой Барт Симпсон пишет повторяющиеся строки на классной доске – их содержание меняется от серии к серии. Прим. перев.
Но через полчаса впадаю в транс. Я уже много лет ничего не переписывал рукой, как монах, – с тех пор, как появилась возможность скопировать и вставить текст на компьютере. Но в этом что-то есть. Приходится тратить много времени на каждую букву, каждую строку. Благодаря этому текст впитывается в мозг. Это как разница между пешей прогулкой и поездкой на автобусе – в первом случае вы волей-неволей замечаете красоты пейзажа.
Я ощущаю минималистскую красоту Шестой, Седьмой и Восьмой заповедей:
Не убивай.
Не прелюбодействуй.
Не кради.
И замечаю синкопированный ритм в списке тех, кому запрещено работать в шаббат: «Ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих».
Размышляю о том, что каждое слово, которое я пишу, вызывало тысячи споров. Даже абсолютно понятные требования вроде «Не убивай».
Очень часто это считают неправильным переводом. В Ветхом Завете предостаточно разрешенных Богом убийств: от смертной казни богохульников до истребления врагов. Якобы на самом деле заповедь звучит так: «Не убивай со злым умыслом».
Споры вызывает даже Десятая заповедь. Кроме того, можно так переформулировать тексты всех заповедей, что их станет тринадцать. «Не сотвори себе кумира» – это одна заповедь. «Не поклоняйся им и не служи им» – другая. Но обычно их считают единым целым.
Они обманчиво просты, эти Десять заповедей.
Не
День 131. Я все время думаю об Амосе – амише, который играл на губной гармошке. Вспоминаю, как он отвечал на большинство вопросов одним словом или кивком. И это если повезет. Иногда он просто смотрел куда-то за мое плечо, пока тишина не становилась такой невыносимой, что я задавал следующий вопрос.
Мне далеко до Амоса, но я чувствую, что двигаюсь в его направлении. Придержи язык, говорю я себе. Поменьше слов. Просто кивай, улыбайся и не ведись на провокации, когда тебе кричат: «Эй, болтун, иди сюда!», как мои коллеги на недавнем ужине Esquire в итальянском ресторане.
Кажется, мне надо проглотить язык. Это лучший способ справиться с сильнейшим желанием извергать потоки запрещенного Библией злословия. Пастор в отставке Элтон Ричардс предложил хорошую метафору: злословие – вербальное загрязнение окружающей среды. Теперь я представляю себе сплетни и оскорбления в виде темного облака, возможно с запахом диоксида серы. Если выпустить его из себя, назад уже не загонишь. Как говорила моя бабушка, если не можете сказать ничего хорошего, то молчите.
Интересно, что чем реже я высказываю свои недобрые мысли, тем меньше их рождается в голове. У меня есть теория: мои мысли ленивы. Они говорят себе: «Ну, нам все равно не выйти в мир, так чего стараться?» Это гораздо лучше подавления. Мысли даже не успевают сформироваться, поэтому нечего подавлять.
Да, парень в библейском магазине продал мне книгу «Что съел бы Иисус?» [136] в твердом переплете. Но, как я сегодня выяснил, есть издание в мягкой обложке, которое на десять долларов дешевле. Однако я не говорю об этом Джули. Может, он не знал или подумал, что я предпочту хороший прочный переплет для будущих поколений. Я не позволю отравленному облаку сгуститься в моем мозгу. Так я получаю словесный эквивалент белой одежды, дающий чувство очищения.
136
Colbert D. What Would Jesus Eat?: The Ultimate Program for Eating Well, Feeling Great, and Living Longer. Thomas Nelson, 2005.
Сегодня за ужином с Джули я был в хорошей антизлословной форме. Работа моей жены связана с организацией досуга: ее компания проводит поисковые игры на корпоративных праздниках, массовых мероприятиях, бар-мицвах. Но, кажется, сегодня ее рабочий день прошел совсем не весело.
У нее была клиентка, которая обязательно хотела провести игру на улице. Джули сказала, что в это время года гораздо лучше играть в помещении, но клиентка отказалась. И, конечно, день выдался такой, что можно было в два счета отморозить уши. Теперь клиентка вне себя и требует возврата денег.
– Она просто заноза в заднице, – говорит Джули.
Я не знаю эту женщину. Соответственно, я не должен говорить о ней плохо.
– Трудная ситуация.
– Я три раза сказала ей, что игру надо проводить в помещении, но она не хотела слышать, – говорит Джули.
– Может, в следующий раз будет вести себя лучше.
– Очень надеюсь, что следующего раза не будет.
– Я думаю, у нее есть свои плюсы и минусы, как и у всех людей.
– Что?
– У всех есть достоинства и недостатки.