Год рождения тысяча девятьсот двадцать третий
Шрифт:
Дальше — письма. Оказалось, у Арнольда действительно был побег из Томского Управления КГБ, где шло следствие. Его нашли на третьи сутки, избили до потери сознания и бросили в одиночку. Слух о том, что его забили, дошел до тех заключенных, которые были с ним раньше в одной камере. А он выжил. Все его сокамерники были отправлены в разные лагеря, а Арнольд провел в одиночке восемь месяцев, поэтому мне старик и сказал, что он погиб.
Не знал Арнольд, что меня тоже арестовали. Ему сказали, что я уехала в Ленинград. И был рад за меня. По выходе из заключения из писем тети Клары узнал, что я замужем, имею ребенка, и не стал тревожить напоминанием о себе…
В настоящее время живет на том же руднике под Джезказганом, где работал заключенным. В общей сложности провел в лагерях 13 лет, да еще 7 лет в ссылке. Работает на пилораме вместе с бывшими заключенными. Пытался писать статьи, хлопотал о возможности
Джезказган. 1950е г.г.
Я, разумеется, сразу же написала, что учиться ему необходимо: только получив диплом, он сможет заняться своим делом. И вообще его голова создана для активной мыслительной деятельности. Если надо, я буду присылать ему необходимые книги, пособия.
Тогда он написал о том, что отношения в семье у него трудные, жена рвет учебники и конспекты, смеется: мало, мол, дурака тебя «учили», хочешь еще учиться… Мои письма вызвали скандалы, поэтому я должна теперь писать «до востребования». Семейная жизнь не удалась, и держит его лишь дочь Неллочка — жена ее не отдает. И только, когда он поставит дочь на ноги (окончит школу, поступит учиться дальше), он сможет располагать собою. Писал, что тоже пришел к выводу о необходимости поступать в Университет на исторический факультет. Хотя и вступительные экзамены, и учеба — все будет очень трудно.
Завершал письмо словами, что мы непременно должны встретиться и что «по пути» в Алма-Ату он заедет в Академгородок.
И встреча эта состоялась… И это было так, как если бы мы встретились «с того света»… Потеряли мы друг друга в возрасте 21-гo года, а «нашлись» уже пожилыми людьми, в 44… Если б столкнулись случайно на улице, не узнали бы. Лишь постепенно, будто на проявляемой фотографии, начали выступать знакомые черты лица, мимика, улыбка… И вот уже будто и не было этих двадцати трех лет разлуки…
Конечно же, я поехала с ним в Алма-Ату, потом еще шесть долгих лет, пока он учился, мы встречались лишь на время зимней и весенней сессий. А между ними — сотни писем… И это было огромное счастье. Арнольд с отличием закончил истфак (хотя ему было трудно соперничать с молодыми, вновь восстанавливать в памяти иностранные языки, латынь, безумно огромные курсы исторических наук, перегруженные хронологией и цитатами). Параллельно, «для себя», он серьезно занимался социальной психологией, считая, что в настоящее время очень многое будет определяться исследованиями в этой области. И сумел завоевать такое доверие, такой авторитет, что его назначили руководителем социологической лаборатории на Джезказганском горно-обогатительном комбинате. План социального развития этого комбината, который разрабатывался непосредственно Арнольдом, был отмечен дипломом на ВДНХ.
Новосибирск. 1974 г.
В декабре 1974 года Арнольд приехал ко мне. Дочка его уже училась в институте и собиралась замуж, и он мог быть за нее спокоен. Позднее она приехала к нам погостить. Мы познакомились с нею и прониклись друг к другу симпатией (она поняла отца и не осудила его за развод с матерью). Славно было видеть, как Неллочка и моя Иринка быстро сдружились (а самым большим горем нашим осталось одно — то, что у нас с ним нет сына, нашего сына…). Моя мама тоже очень быстро приняла Арнольда в свое сердце (папа не дожил до этого дня).
Были трудности с пропиской, были трудности с работой. Но все же он в конце концов поступил работать в НИИ труда, где занимался проблемами интересующей его социологии. Сначала на ставке младшего научного сотрудника (это в 50 лет), но уже через год его выдвинули руководителем отдела социологических исследований.
С какой жадностью он окунулся в работу! И не только в своем институте развернул обширные исследования, разработки, готов был дневать и ночевать на своих объектах. Не пропускал ни одной конференции, семинара, дискуссии по интересующим его проблемам и в Академгородке, и в Новосибирске. Находил время, чтобы следить за всеми новинками в области
Несмотря на все пережитое, он стал мягче, шире душой, раскрытым для чувств и мечтаний, сохранил способность радоваться всем проявлениям жизни. И жил так жадно, так насыщенно, будто спешил — успеть, успеть!.. А оставалось ему жить всего семь лет… У него еще такие планы были!.. Сколько он задумал… Но многое и успел. Сдал кандидатский минимум и написал диссертацию. Организовал в Новосибирске Социологическую Ассоциацию, писал статьи и печатался. Был приглашен на Всесоюзный съезд психологов и выступал там с докладом. Неуемное стремление его больше увидеть, узнать, осмыслить сказалось и на том, сколько мы с ним путешествовали. Хоть материально у нас были весьма ограниченные возможности, но все же каждый отпуск мы непременно ехали с ним куда-нибудь в неизвестные нам края. И жили, подчас не имея никаких удобств, но так интересно было бродить с ним, радоваться открытиям, слушать его рассказы об истории данного края или города (казалось, он знал все). В некоторых местах мы пробыли всего 2–3 суток, но каждое запечатлелось, как неповторимое: Арнольд умел увидеть то, мимо чего я прошла бы не заметив. Даже простое перечисление того, что я увидела за эти семь лет жизни вместе с ним, удивляет меня сейчас: Алма-Ата, Киев, Орджоникидзе, Нальчик, Тбилиси, Ленинград, Москва, Бийск, Алтай (Турочак, Белокуриха, Катунь, Телецкое озеро), Томск, Ужгород, Мукачево, Львов, Рига. А в последнее наше лето 1982 года ездили мы с ним по «Золотому кольцу». Были во Владимире, Загорске, Суздале, Юрьеве-Польском, Александрове. И это была такая поездка, по которой, как мы поняли, всю жизнь тосковала душа. Мы прикоснулись к истории, прониклись ею. Какая отрада была в том, чтобы отстоять в Успенском соборе утреннюю службу! Какой простор открывался отсюда, со ступеней Владимирского собора! В Загорске вечерами мы часами слушали перезвон колоколов Троице-Сергиевой лавры. А из окон Духовной Академии в это время доносились звуки мужского хора — торжественно-печального, и невольно слезы выступали на глазах.
Эта встреча с Русью, эти впечатления были самыми сильными из всех предшествующих путешествий. У меня никогда не было дорогих украшений, драгоценностей. Но когда я начинаю перебирать в памяти все увиденное, все перечувствованное за эти недолгие семь лет, проведенных рядом с Арнольдом, у меня появляется ощущение, что я перебираю ожерелье из драгоценных камней. Каждый камушек можно разглядывать до бесконечности, поворачивая его все новыми гранями. И каждый из них мерцает внутренним светом — это его свет, его присутствие заставляет светиться эти воспоминания. Без него мое «ожерелье» было бы тусклым.
Последняя фотография Н.В.Соболевой. 1986 г.
По возвращении домой Арнольд полностью переключился на дела диссертационные: уже рассылались авторефераты, в декабре должна была состояться защита.
Но очень скоро он заболел.
С августа лежал в больнице, перенес три операции. 6-го ноября 1982 года Арнольд скончался.
Погубила его почка, та, которая омертвела в результате зверских побоев после его побега в 1945 году.