Год совы

Ахмелюк Федор

И вот теперь, спустя почти год, девушка, до этого никак не заявлявшая о себе, появляется на горизонте снова.

Что за дела у нее?

Непонятно. Встречаться ли с ней, обсуждать ли ее проблему, или предложить обсудить ее посредством интернета? Да нет, она не согласится. «Это не телефонный/интернетовский разговор» – одна из ее любимых фраз.

Просто проигнорировать? Неудобно. Если бы первым вышел на связь он сам, по какому бы то ни было поводу, она бы не стала его ни игнорировать, ни грубо отвергать – это железобетонно. Но и видеться с Иветтой не особо хочется. Казалось бы, живет он хорошо, чего ему еще надо? Но все равно щемящее чувство утраты начинало шевелиться, накручивая нервы на свою большую колючую

катушку, где-то глубоко, стоило о ней вспомнить, неважно как – увидеть ее во сне, увидеть в реальности что-то о ней напоминавшее, просто примерить какую-то ситуацию с параметром «а вот есть у меня подруга» на себя. Подруг, кроме Иветты, у него не было и никогда не будет (ну, по крайней мере, сейчас он в этом уверен, а дальше года вперед в таких вещах смотреть глупо, это нематериальные субстанции и с ними правила, хорошие для материального, не работают).

А тем временем его из раздумий вывел щелчок, которым сопровождалось появление нового сообщения:

«Ну так как? Ты мне позвонишь или ответишь? Увидеться бы надо».

Ахмелюк подвинул поближе клавиатуру.

«Что там такое у тебя, что аж я понадобился?».

Минута ожидания.

«Это разговор не для интернета, я бы тебе при личной встрече подробно рассказала. Но это нужно сделать как можно скорее, ты завтра свободен?».

Нет, ну, конечно, это безумие, но все равно не спится, да и ей, наверное, тоже. Если она одна дома, то план вполне осуществимый.

«Да хоть прямо сейчас, если это возможно, конечно».

Еще полминуты.

«Это возможно, приезжай ко мне. На Высокую.»

Когда они встречались, Иветта жила на границе «студенческого района» и «старого центра» – на улице Высокой на краю глубокого оврага, разделявшего эти два района. Недавно ему довелось узнать, что, найдя новую любовь, она перебралась на «Скобу» – окраинный район на въезде в город со стороны федеральной трассы, которая напрямую через него не проходила. Помимо квартиры на Высокой, которая то ли сдавалась, то ли пустовала, это было уже неизвестно, у Иветты в собственности находилась еще половина деревянного двухквартирного дома буквально в этом же овраге – на улице Подгорной, но эта жилплощадь почему-то стояла запертой, не продавалась и не сдавалась, а почему, он спросить так и не удосужился.

Когда-то давно она ему рассказывала, что в старших классах школы любила гулять по Подгорной (улице в городе не слишком популярной для таких вещей) со своим первым возлюбленным, но возлюбленный не оценил ее пылких чувств, упорно игнорировал, потом начал открыто избегать и зародыш отношений разложился.

Раз она зовет его ночью, то случился явно какой-то форсмажор, проигнорировать который ему будет просто неприлично. Все же она его грела, когда ему это было нужно (или не нужно, но все равно это было приятно), и он считает себя до сих пор в некоторой мере обязанным ей.

Шурша шинами, автомобиль Ахмелюка – забавный метис «Ижа-412» и выдумок работников авторемонтного завода в соседнем городе, которые пытались превратить советскую легковушку в наш ответ иномаркам хотя бы изнутри, но не судьба, – остановился возле высокого узкого домика из красного кирпича. Домики эти строили в самом конце восьмидесятых, раньше здесь были то ли какие-то склады, то ли еще что, вечно запертое и с огромным аншлагом «Посторонним вход и въезд запрещен», с пьяноватым сторожем и злым цепным псом. И было в этих домиках всего по четыре, по три, а то и две квартиры, очень тесных и неудобных, с точки зрения некоторых, и необыкновенно уютных и забавных с точки зрения других: квартиры были двухуровневыми, но с очень маленькой площадью, чуть больше

двадцати метров, на каждом этаже. Дом 45 по улице Высокой был в народе прозван «цветником», так как во всех четырех квартирах проживали молодые женщины приятной наружности и без детей. Похоже, что не судьба была поселиться в этом доме мужчине. Не сказать, что у всех его обитательниц была с ними проблема, но однако жить они предпочитали на жилплощади мужчины, а пустовавшая квартира либо сдавалась (конечно же, девушке, в доме охотно селились студентки недалеко расположенного техникума, прознав, что среди соседей нет мужиков и уж точно никто не станет домогаться), либо ее обитательница жила гостевым браком, как Иветта. Ахмелюк в этом доме бывал часто в свое время, но отметил, что уже, несмотря на хорошую память на цифры, успел подзабыть, в какой квартире она обитает.

Отойдя на фасадную сторону – вход осуществлялся через одноэтажную боковую пристройку и был индивидуальным в каждую квартиру, – он попытался разглядеть, в каком из окон мерцает свет, хотя все они были темными, все же удалось заметить слабо мерцавшее окно на втором этаже во второй квартире. Да, все верно: она живет во второй, в первой… да фиг с ними, не возвращаться же сюда он надумал? Он сюда приехал по делу и максимум через часок уедет назад.

Дверь ему она открыла не сразу, может, задремала, пока ждала, – хотя на лице ни капли сонливости, – или другие какие важные вопросы решала.

– Сразу к делу, без сантиментов, – коротко обрубил Ахмелюк, снимая ботинки в прихожей.

– Сразу так сразу. Тебе чай или кофе? – вздохнула Иветта.

Она уже забыла, что он предпочитает, это хорошо.

– Ничего. Только изложение твоей проблемы и как можно скорее.

– Тогда пошли наверх, не хочу на кухне сидеть, тут неубрано у меня.

– Приучил нынешний к порядку?

– Скоро отучусь. Нет у меня больше нынешнего.

– А что с ним?

Поднялись наверх, вошли в уютную небольшую спаленку, Иветта села на кровать, сжав колени, – она абсолютно всегда так сидела, неважно, была ли в безопасных брюках или в опасной короткой широкой юбке, могущей открыть посторонним взорам что-либо излишнее, – и с еще более тяжким вздохом объявила:

– Бросил меня нынешний, потому что я не женщина.

– А кто ты? Мужчина, поменявший пол? Трансгендер? – фыркнул Ахмелюк.

– Нет, просто пустая женская оболочка. Рожать-то я не могу, как ты знаешь.

– Пшшш! И что?

– А ему надо наследников, вот что, – заключила она.

– Ну и искал бы себе сразу мадам с безупречно исправным родильным аппаратом и точной наводкой на продолжение рода. Ты детей мало того что не можешь родить, ты их еще и не хочешь, насколько я знаю. Или захотела?

– Не захотела, ты меня знаешь не хуже и в курсе, что изменить меня не в силах никакой мужчина, я буду делать то, что хочу, и буду собой.

– Знаешь, налей-ка мне все же что-нибудь. Я так соображать не могу. Мне надо загнать в тело либо этанола, либо кофеина. Первое отменяется, ибо я на колесах. Остается второе. Чай, кофе, да хоть какао, неважно, что у тебя есть, лишь бы не бурда со сгущенкой, какой в армии поили.

– У меня есть все. Я сделаю тебе кофе, разговор долгий предстоит.

Она отправилась вниз на крохотную кухню варить ему кофе в турке – растворимого Иветта не признавала и никогда в доме не держала, не говоря уже об употреблении. Ахмелюк почему-то не считал себя правомочным сидеть на двуспальной кровати, на которой когда-то с удовольствием весело кувыркался с хозяйкой этой квартиры и открыл в себе талант вполне, в общем-то, недурного деятеля постели, – и, выйдя из комнаты, сел на лестницу, за чистоту штанов особо не опасаясь: их все равно пора кинуть в стиралку, а свиней, лезущих в комнату в грязных ботинках, Иветта дальше порога не пускала, зная, что насвинячат – ей же мыть, а ей лень.