Год - тринадцать месяцев

Мхитарян Вагаршак Христофорович

Как сказано у Толстого, все счастливые семьи похожи друг на друга. Таким сходством были отмечены многие семьи нашего класса. И это не личная удача классрука. На том стоим.

Но были семьи и без устоев. У Васневых, например.

Вид на звезды из конуры

Митя Васнев явился в школу мятый и грязный, как старая промокашка. Бывали в его наряде перемены от блеска к нищете, но такого Митю еще никто не видывал. Наташа своей мощной фигурой загородила перед ним двери класса. Горохова не оказалось поблизости,

а в одиночку Митя не решился атаковать санорга. Отвернув от дверей, он попался мне на глаза. Я увел его в туалет, заставил умыться и помог почистить одежду. Больше всего меня озадачили слетавшие с Митькиных плеч ошмотья собачьей шерсти. На мои расспросы он отмалчивался. Я не стал донимать его, решив сегодня же встретиться с матерью и выяснить, как ей удалось отправить сына в школу в таком виде.

После уроков я велел Мите отнести мой портфель ко мне домой и ждать меня там. В записке, переданной с ним, я просил маму занять гостя до моего прихода.

Отзаседав в новогодней комиссии, я отправился к Васневым. Небольшой уютный дворик, куда я вошел, встретил меня басовитым собачьим лаем. Из дверей низкой саманной хаты вышла пожилая женщина в наспех накинутом на плечи платке.

Я представился. Женщина сказала, что Васневой нет дома, она вот-вот должна вернуться с работы, и зазвала меня в свою маленькую чистую горницу посидеть, подождать ее.

— Учитель, значит! — обрадованно говорила женщина, хлопотливо помогая мне раздеться. — Это хорошо. Хлопцам мужской догляд нужен. Митенька рассказывал мне про вас. Хорошо, что пришли. Очень даже вовремя. Я, правду сказать, сама хотела прийти к вам, да все тянула. А сегодня совсем было решилась. Нет моих сил смотреть, как она измывается над сыном. Верите — нет, я утром Митеньку из собачьей будки вытащила.

— Откуда? — не понял я.

— Из конуры, — показала она в сторону окна и поднесла кончик фартука к глазам, наполнившимся слезами.

— Как же это могло случиться? — недоумевал я.

— Без отца да с такой матерью что хочешь может случиться с дитем, голубок.

Женщина смахнула пыль со стула, пододвинула его ко мне и села напротив, за столом.

— Митя внук вам?

— Был бы внуком, кабы не война проклятущая.

Уловив мой вопросительный взгляд, она сказала:

— Кирилла-то, Митиного отца, мой Степа в двор привел. В аккурат перед войной в отпуск из училища вместе приезжали. Был он, Кирилл, детдомовский, и хотел ему Степа удовольствие сделать, чтобы он, значит, в семье пожил. А заодно и невестой, видать, хотелось сыну похвалиться перед дружком… У него с Лелей все уже обговорено было. Ждали, пока он училище свое кончит. Да не так все вышло. Не вернулся Степа с войны, повенчался с Черным морем на веки вечные…

Женщина умолкла. Тонкие блеклые губы ее задергались, рука снова поднесла фартук к глазам.

— Простите, потревожил я вас.

— Что вы, что вы! — замахала она на меня руками и скрепя сердце улыбнулась, — Вы на это не смотрите. Я рада, что вы пришли. Я вам все как есть расскажу, чтобы вы правильный подход к Мите имели.

Женщина совсем оправилась и неторопливо продолжала:

— Приехал Кирилл на второй

год войны, по ранению отпустили. На ту пору Леля сама себе хозяйкой была. Отца и мать ее, как они оба были врачи, на фронт взяли. Стал Кирилл захаживать до нее. Таились они от меня, не хотели обидеть за Степу. Да я их и не судила. Какая их вина? Перед тем, как ему обратно на фронт ехать, расписались. Через время и Митя родился.

А тут горе за горем. Леле похоронная пришла: попали под бомбежку и отец и мать. Немец в город зашел.

Перебралась Леля ко мне с малым ребеночком. Живем, перебиваемся, вещички распродаем.

Ну, как известно, после ночи день приходит. Засветлело и на нашем дворе. Как фрица прогнали — письмо за письмом от Кирилла. Очень рад был, что сын родился.

Потом замолчал на долгое время, думали, что погиб, и аж перед самым концом войны заявился без предупреждений, на костылях, без ноги.

И скажу я вам, вроде тот и не тот человек. Сильно горю поддался. Выпивать стал. Все больше через то, что за Лелю боялся, думал, бросит его, калеку. А она, по правде сказать, и в мыслях того не держала.

Работал Кирилл поначалу на пристани. А потом встретил какого-то знакомого, тот его в военторг устроил, не то кладовщиком, не то еще кем-то.

Стали тут к нему разные дружки прилипать. Пошли выпивки да гулянки чуть не каждый день. Вижу я, дело нечистое и добром не кончится, потому где водка, там и сатана рядом. Стала я Лельку корить, а она — фырк на меня: мол, не ваше дело.

Известно, сначала бог у человека разум отнимет, а потом уже наказание шлет. Ей-то, дуре, лестно, что, значит, в котиковую шубу вырядилась, а откудова та шуба, об том и мысли нету.

А Кириллу лишь бы она была рада и довольна. Но сам-то, видать, про себя переживал, что на такую дорожку стал нехорошую.

Один раз, помню, принес мне кофту, в подарок значит, а сам выпимши крепко. «Возьмите, — говорит, — Николаевна, от всего чистого сердца». А я ему: не чисто, мол, у тебя на сердце, и в кофте твоей не нуждаюсь.

Обиделся он значит, плакать начал по пьяной лавочке да оправдываться. «Я, — говорит, — свое бы не тронул, не думайте. А это все чужое, германское, с трофейного склада. С фрицом, — говорит, — у меня свой расчет».

Ну, что вам долго рассказывать, сами понимаете: сколько ни махлюй, а бог шельму метит, и всякому такому делу конец подходит. Докопались и до нашего Кирилла. Большая недостача вышла. С работы сняли. А через время вызывают его на партийный комитет для отчету, значит: как, мол, так партийную совесть потерял.

И как ему сказали про то, чтобы, значит, билет на стол положить, он и слова не ответил, наган свой вытащил да тут же и пристрелился.

Ну, про это дело мало кто знает. Мы и соседям всем сказали, что, мол, разрыв сердца получился. Правдой тут делу не пособишь. Он-то, непутевый, погиб, царство ему небесное, а сыночку пятно будет. И вы уж, пожалуйста, Мите не обмолвьтесь как-нибудь. Очень он отца-то любил.

— Не беспокойтесь, Николаевна, не проговорюсь. Это нетрудно. А вот как нам делу помочь? Сегодня он в будке ночевал, а завтра на улицу пойдет…