Год жизни
Шрифт:
Приступы хандры у Зои стали не редкостью. Дружба с Цариковой распалась. После ссоры они не встречались ни разу. Женщины сторонились Зои. Никто не приглашал ее к себе в гости, никто не навещал ее. Зоя осталась совсем одна.
Что-то не ладилось в ее жизни. Не было радости, но почему — Зоя не могла понять. Часто она открывала дверцу дорогого шифоньера из светлой карельской березы, равнодушно перебирала свои платья. Их висело много — разных цветов и фасонов. Внизу длинным рядом стояли туфли. В сундуке хранились пальто, отрезы. Крутов не скупился на подарки молодой жене. Но прикосновение мягкой струящейся ткани, яркие краски не приносили былого наслаждения.
Снова и снова Зоя восстанавливала в памяти события прошедших месяцев, пытаясь найти разгадку, почему ей не дается в руки маленькое скромное счастьице. Ведь ей нужно так немного — любимый человек, обеспеченное существование, возможность чуточку повеселиться... А вместо этого — одиночество, зеленая тоска. Нет, не того она ждала, оставляя Алексея! И не странно ли: он никогда не заботился о своем счастье, наоборот, навлек на свою голову все беды — и что же? Алексей по-прежнему в партии, доволен своей работой, он нужен людям, его хвалят. Даже всесильный Крутов ничего не смог ему сделать. А теперь, говорят, Шатрова часто видят вместе с Ниной Черепахиной. Он счастлив! А она? Такая молодая, хорошая... Подумать только —жизнь проходит мимо нее!
Зоя упала головой на руки и заплакала бессильными тоскливыми слезами. Лохматый кот потерся об ее ноги, обиженный невниманием, отошел, принялся умывать мордочку, зазывая гостей. И почти тотчас же раздался стук в дверь.
Зоя испуганно вскинулась, насухо вытерла глаза. Вошла Марфа Никаноровна. Брезентовый дождевик стоял на ней колом. Сейчас же с него натекло на пол. От резиновых сапог поплыла жидкая глина. Седеющие волосы намокли, выбились из-под капюшона. Лицо тоже мокрое, но довольное, с хитринкой.
— Натопчу я тебе, однако. Ну да ладно, домработница подотрет. Или сама? Не записалась еще в барыни?
— Какая я барыня! — весело отозвалась Зоя. Хандра вдруг уступила место бодрости. Лукавое лицо Марфы Никаноровны, возможность поговорить с живым человеком, запах дождя и свежего воздуха, исходивший от дождевика,— все это живительно подействовало на Зою.
— Вот и хорошо. Не пишись. А то я только было в барыни полезла, бац! — а моего Сеньку по шапке! — затряслась в неслышном смехе Марфа Никаноровна. От глаз лучиками побежали добрые морщинки.
Глядя на нее, засмеялась и Зоя.
Между тем глаза Марфы Никаноровны быстро обежали всю комнату и опять остановились на лице Зои, зоркие, сверлящие как буравчики.
— Почто одна сидишь, скучаешь? Да ты, никак, плакала?
— Что вы! Просто лук к обеду резала, вот и...— вспыхнула Зоя.
— А. Бывает. Лук — он такой, едучий.
Норкина поговорила еще немного, потом перешла к цели своего посещения:
— Я к тебе. Затеял наш женсовет новое дело. Хотим своими силами отремонтировать к зиме одно общежитие, сделать его образцовым. Кеша с ребятами обещали помочь. Снег-то, он вон он, близко, а твой князь и не чешется, пес его заешь. И эта дубина стоеросовая, прости господи, Галган, не думает, как будут рабочие зимовать. Опять, как в ту зиму, в кулаки свистеть? Штукатурка пообвалилась, тамбуры не утеплены, печки плохие... Партбюро приняло решение о подготовке к зиме, а Крутов тянет. Так, может,
Женщины говорили долго. Обрадованная приходом Норкиной, тем, что женсовет вспомнил о ней, Зоя напоила гостью чаем с малиновым вареньем и бисквитным печеньем. Условились: завтра же Зоя включается в ремонтную бригаду женщин.
— Я вон какая дыня репчатая,— шутила, прощаясь, Марфа.Никаноровна,— и то мазать взялась. А ты молодая, ловкая. Да,— приостановилась она уже на пороге, как будто лишь сейчас вспомнила,— ты у своего тесу не выпросишь кубометра два? Там кое-где крыша худая. Менять тесины придется.
— Н-не знаю,— замялась Зоя.— Попробую. Только вряд ли он меня послушает...
5
В то время как в доме Крутова шло приятное чаепитие, Игнат Петрович выдерживал бурный натиск Тамары Арсланидзе.
— Да поймите же, Игнат Петрович, упрямый вы человек,— наступала Тамара, прижав кулачки к груди,— что это дико, чудовищно, если хотите! Перекладывать золото из одного кармана в другой! Грабить себя, обманывать государство!
Час тому назад Чугунов привел Тамару к одной из шахт первого участка. Геолог спустилась в шахту и обнаружила в ней добрый десяток лотошников. Рассыпавшись по лавам, они без зазрения совести выдалбливали к себе в лотки из спаев — золотоносных прожилок — самые богатые включения золота. Шахту грабили. Наверх в коробах шли обедненные пески.
Потрясенная Тамара выгнала из шахты всех лотошников и нашла Лаврухина, чтобы уличить его в вопиющем недосмотре. К изумлению геолога, Лаврухин не только не попытался отпереться, но сам заявил:
— Это я .распорядился.— И, помедлив мгновение, чтобы насладиться эффектом своих слов, добавил: — По приказанию Игната Петровича.
Тогда-то Тамара и пустилась на розыски Крутова, отыскала его в кабинете.
— Мы рубим сук, на котором сидим! Представьте себе — бульдозеры будут подавать, а приборы промывать наполовину пустую породу,— продолжала Тамара с выражением гнева, обиды и недоумения на смуглом красивом лице. Ее удлиненные миндалевидные глаза блестели.— Работа людей, машин, горючее, деньги — все на ветер! Ведь это золото, что растаскивают лотошники, мы все равно снимем с приборов, только на неделю позже.
Игнат Петрович, который каменно сидел в кресле и, казалось, дремал под бурную речь геолога, пошевельнулся при последних словах и открыл глаза.
— Нет, не бессмыслица, Тамара Михайловна. Посмотри на календарь. Какое сегодня число? То-то. До конца августа — пять дней. Июнь и июль мы провалили. Если «Крайний» не даст плана и в августе, можешь смело считать, что я — бывший начальник прииска. Перерасходовать тридцать — сорок тысяч рублей не страшно. А вот сорвать промывочный сезон... Или лотошники надерут нам золота, чтоб закрыть августовский план, или пиши пропало. А в сентябре план маленький, впереди будет целый месяц для маневра.
— Или для новых махинаций! — возмущенно отпарировала Тамара.— Партбюро разработало систему мероприятий для увеличения добычи золота. И вы голосовали за нее. А делаете по-своему. Как хотите, Игнат Петрович, но я, геолог прииска, молчать не могу. Прямо от вас иду в партбюро. Не поможет, буду радировать в Атарен.
Крутов только устало махнул рукой в ответ и снова закрыл глаза. У него сильно болела голова. Накануне он надышался газа в шахте. Когда же Игнат Петрович снова открыл глаза, перед ним стоял Чугунов.