Голому рубашка. Истории о кино и для кино
Шрифт:
По палате в таких случаях ходил бравый мужчина с фанерным посылочным ящиком, на крышке которого были установлены какие-то измерительные приборы. Выяснилось, что этот умелец изобрел прибор, призванный сразу же погрузить больного после операции в глубокий сон, дабы тот не испытывал нестерпимые боли. Прибор так и назывался — «Электросон». Ловкими движениями этот человек надевал на голову больного шлем, очень напоминавший шлемофон танкиста, застегивал его на затылке больного специальными крабовыми зажимами (чтобы больной не смог самостоятельно, его снять),
Чем больше я наполнялся впечатлениями в этой палате, тем тревожней мне становилось на душе: «А вдруг и мне вырежут полрта, и я буду орать во все горло, когда этот умелец будет усыплять меня с помощью своего изобретения?».
Как-то меня вызвали к Роберту. В кабинете у него сидели студенты.
— Вот, — пригласил он студентов, попросив меня открыть рот — обратите внимание: это то самое, о чем я вам говорил. Видите? — небольшой указкой он показывал им что-то на моем нёбе. — Типичный парный случай.
Студенты понимающе закивали и, как мне показалось, смотрели на меня как на обреченного.
В этот день я решился все же написать письмо родителям в Баку — до этого считал, что пока не стоит их напрягать. А теперь понял, что надо как-то подготовить. Очень осторожно и в мягких тонах сообщил им, что лег в больницу на обследование.
В палате был один парень из Еревана, Седрак. У него челюсти были в порядке, а что у него было на нёбе, я так и не узнал. Знаю только, что дня через два его увезли на операцию и привезли оттуда в жутком состоянии — он выл нечеловеческим голосом. Умелец тут же надел на него шлем, включил свои вольтметры, отрегулировал параметры, и в этот момент его срочно вызвали к телефону. Седрак стал орать так, как будто его уничтожают. Я подошел к нему, и он, увидев меня, попросил на армянском:
— Толик-джан, Богом молю, сними эту хуйню, током бьет!
Умельца не было и ждать его было бессмысленно; я видел мучения Седрака и решил действовать — выключил тут же прибор из сети, а потом, разгадав хитроумную комбинацию замков, раскрыл их и снял шлем с головы Седрака.
— О! Теперь уже лучше, — со стоном сообщил мне Седрак. — Дай Бог тебе здоровья. Думал, еще чуть-чуть, и умру!
Минут через пять возвратился Умелец и набросился на меня:
— Какое вы имели право самовольно прикасаться к сложному электронному прибору!
— Его било током, — стал я объяснять Умельцу. — Он говорил, что может умереть!
— Да что вы мне говорите! — возмутился Умелец. — У меня там великолепная изоляция. Вот, провожу эксперимент на себе.
Он надел шлем, попросил меня защелкнуть замки, подключил прибор в сеть и тут же запрыгал и завертелся на месте с невероятной прыгучестью и скоростью. Я, как инженер, сразу понял, что эксперимент идет нештатно, и потому тут же выключил прибор из сети. Умелец по
— Ну, как? — нагнувшись, спросил я его.
— Шлем! — простонал Умелец. — Сними его к ебаной матери. Там остаточное электричество…
Я перевернул Умельца на живот, разомкнул запоры и снял с него шлем. Умелец сел, держась за голову.
— Конденсатор, видно, пробило, — сказал, наконец, он. — Спасибо, что выключил. И ему, и мне. Все правильно. Я — твой должник.
— На меня, если привезут после операции, пожалуйста, не надевай этот шлем. — попросил я. — Очень прошу. Можешь обещать?
— Обещаю, — протянул он мне руку для пожатия и одновременно чтобы я помог ему подняться с пола.
Седрак уже спал.
— Смотри, спит? — показал на него Умелец, и опять безумные искорки засветились в его глазах. — А может, надо чуть-чуть электрошокотерапию использовать?
— Ты обещал мне, — напомнил я ему на всякий случай. И без шоковой терапии…
Эту ночь я не мог уснуть, мне чудились кошмары: в операционной хирурги, как на шабаше, подпрыгивали вокруг меня и вертелись, как Умелец под электрическим током, Роберт бил в бубен и пел: «Парный случай? Парный случай!». В палате стоял дружный свист, напоминавший почему-то звуки настраиваемого симфонического оркестра.
Утром пришла сестра и сказала:
— Приехал завотделением. Он хочет вас осмотреть перед операцией.
С неприятным холодком на спине я вошел в кабинет завотделением. Тут же, рядом с профессором, стоял Роберт.
— Садитесь, — показал на специальное кресло профессор, рассматривая мою историю болезни и рентгеновский снимок. — Откройте рот.
Всего несколько секунд понадобилось умному профессору, чтобы поставить правильный диагноз.
— Все у вас нормально, — сказал он. — И снимок, и анализы, и проводимость. Не могу понять, как вы к нам попали?
Роберт сделал мне знак, чтобы я не выдавал его.
Я промолчал.
— Выписывайте его! — сказал профессор сестре, и я счастливый выскочил из кабинета.
Следом за мной выскочил Роберт.
— Не знаю почему он сделал такой вывод, — сказал он, держа меня за руку. — У тебя типичный парный случай. Ты позвони мне, подумаем, что делать.
— Обязательно! — сказал я, высвобождая свою руку, и чуть ли не на крыльях счастья понесся по коридору, собрал в палате свои вещи и покинул эту страшную больницу.
И дал себе слово больше никогда не напрашиваться самому ни на какие обследования. Только если уж совсем припрет.
УКРАШЕНИЕ СТУДИИ
Я вернулся из круиза вокруг Европы. После удачной продажи на кинорынке фильма «Моя морячка» продюсер Серж Аллахвердов решил, что я заслужил отдых, и отправил меня с Оксаной и моим сыном Сергеем в этот круиз. Историю этого круиза я описал в своей книге «С миру по нитке», а сейчас решил дописать кое-что, произошедшее за время моего отсутствия у нас на студии в Москве.