Голос дороги
Шрифт:
— Хорошо, — покорно сказала она. — Пойдем, — и не удержалась-таки от шпильки: — Боишься один маме на глаза показаться?
Князь ничего не ответил на ехидное замечание дочери, только стиснул зубы. Все-таки предстоящее объяснение не очень-то его радовало.
Они вошли через черный ход в узкий темный коридор. И князь, и Гата чувствовали себя здесь довольно уверено. Как видно, им нередко случалось пользоваться входом для слуг. За коридор оказался еще один, а из него князь со своими отпрысками попали на просторную кухню, где возилась у плиты немолодая полная женщина. Увидев гостей, она всплеснула руками:
— Ваша светлость! Когда это вы вернулись?
— Тихо, Укон! — засмеялся князь. — Я вернулся только что и решил пойти коротким путем.
— Почему-то всегда у вас короткий путь проходит через кухню, — проворчала Укон. — А уж княжна-то! Вы-то что здесь забыли? Вот пожалуюсь ее светлости госпоже княгине, посмотрю тогда, как запоете…
— Не ворчи, Укон, — сказал князь.
Еще несколько комнат, коридоров, и вдруг совершенно неожиданно перед ними распахнулись двери большой гостиной. Грэм растеряно закрутил головой. В богатых домах ему бывать не довелось, и гостиная, выдержанная в синих и голубых тонах, произвела на него сильное впечатление. Одна стена представляла собой огромное окно, выходящее на длинную террасу. Вплотную к террасе подступали деревья, и их ветви почти касались резных перил.
Засмотревшись по сторонам, Грэм не сразу заметил двух женщин, которые сидели в креслах рядом со стеной-окном, с рукоделием на коленях. А заметив, почувствовал, как тело сковывает свинцовая тяжесть, и язык немеет от волнения.
Княгине Мирали было около сорока лет. Она сразу поразила Грэма своей красотой: высокая и все еще стройная, с ослепительно белой кожей и темными волнистыми волосами, гладко зачесанными и закрученными на затылке в тяжелый узел, она была достойной парой супругу. Одета она была в строгое, закрытое темно-серое платье, украшенное желтоватыми старинными кружевами. Старшая княжна очень походила на мать, даже прическу носила такую же, но ее красоту портили строго поджатые тонкие губы и постное выражение лица. Выглядела она жуткой занудой, и Грэму совсем не понравилась. Впечатления не исправляло даже кокетливое шелковое платье цвета топленого молока.
— Морган! — княгиня убрала с колен рукоделие и приподнялась. — Ты наконец-то вернулся! Я уже начинала волноваться.
— Пришлось задержаться, — мягко сказал князь, взял ее за плечи и поцеловал в лоб. — Здравствуй, Мираль, здравствуй, Нинель.
Старшая княжна кивнула. Взглядом, который при самой большой фантазии нельзя было назвать дружелюбным, она сверлила Грэма. Тот старался сохранять невозмутимое выражение лица, но нервы его были на пределе. Немного ободряли дружелюбные взгляды младшей княжны, — она улыбалась ему из кресла, куда уселась, перекинув ноги через подлокотник. В своей простой мужской одежде и в более чем свободной позе она еще меньше подходила этой чопорной гостиной, чем Грэм.
— Кто этот мальчик? — проговорила княгиня своим слабым тихим голосом, заметив наконец Грэма. Тот сумрачно ей поклонился.
— Это мой сын Грэм, — тихо, но отчетливо ответил князь.
Взгляд старшей княжны стал откровенно враждебным. Гата тихо улыбалась, болтая ногами, и наслаждалась ситуацией.
— Сын? — переспросила княгиня. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. Для супруга или для неожиданно появившегося пасынка, было непонятно, но возможно, для них обоих. — Очень интересно.
— Я тебе все объясню, — поспешно сказал князь.
— Надеюсь. Но немного позже. Сейчас нужно распорядиться насчет обеда и комнаты для мальчика. Ты, Грэм, располагайся пока здесь. Отдыхай.
С
— Боги, как смешно, — хихикнула Гата.
Князь бросил на нее неожиданно свирепый взгляд.
— Не понимаю, что тут смешного. Грэм, ты пока садись.
Грэм осторожно опустился в одно из кресел, на самый краешек. Чувствовал он себя неважно. Все произошедшее за последние несколько дней казалось дурным сном, и очень хотелось надеяться, что скоро он проснется в доме Брайана.
— Ты в порядке? — спросил князь, почти падая в кресло напротив. Вид у него был немного виноватый.
— Конечно, сударь, — сдержанно ответил Грэм.
— Думаю, они просто удивлены.
— Конечно, — повторил Грэм, глядя в сторону.
Гата снова хихикнула.
— Тебе смешинка в рот попала? — сухо осведомился князь.
— Просто не могу спокойно смотреть на физиономию Нинели, — заливаясь смехом, пояснила Гата. — Нет, правда!
Она так заразительно смеялась, что князь невольно улыбнулся, и даже Грэм не мог сохранять серьезное выражение лица.
— Вот ты уже киснешь, — обратилась к нему Гата, — а я терплю ее почти шестнадцать лет. По-моему, большей зануды, чем Нинель, на свете нет. И кто только захочет взять ее в жены? Вот уж не позавидую ее мужу!
— Подумай лучше о себе! Тебя вообще никто замуж не возьмет, если будешь себя так вести! — предупредил князь.
— Очень надо! Грэм! — она привстала в кресле. — Хочешь, я покажу своего сокола?
— Гата, угомонись! — со смехом воскликнул князь. — Еще успеешь все показать.
Гата приготовилась возражать, но в комнату вернулась княгиня.
— Обед будет подан через полчаса, — сказала она очень спокойным размеренным голосом. — Гата, будь добра переодеться. Не кривись. Я хочу, чтобы ты хотя бы иногда выглядела прилично. Прошу тебя, поторопись. Грэм, тебе тоже нужно переодеться. Элис проводит тебя в спальню и принесет теплую воду, умоешься с дороги. Морган, тебя это тоже касается.
— Хорошо, — сказал князь и поднялся. — Пойдем, Грэм.
За ними увязалась Гата, неохотно покинувшая свое кресло. Она пристроилась сбоку от Грэма и собралась было засыпать его градом вопросов, но, к его счастью, они вышли в обширный холл, в глубине которого виднелась широкая лестница. Там их ждала молодая женщина в простом синем платье и с волосами, убранными под платок. Без лишних вопросов она увела Грэма наверх, в приготовленную для него спальню.
Комната произвела на Грэма гнетущее впечатление. Для спальни она была слишком велика, а размеры кровати попросту привели его в ужас. На ней могли улечься, пожалуй, десять человек, причем как вдоль, так и поперек. Как же на ней спать? задумался Грэм, разглядывая ее.
Элис напомнила ему о себе, приказным тоном велев раздеться и заявив, что "эти тряпки" нужно сжечь. У нее наготове была уже чистая новая одежда. Грэм умылся и стал одеваться. К счастью, на рубашке не было ни кружев, ни воланов, чего он втайне боялся, насмотревшись на туалеты князя. Штаны тоже были простого кроя, хотя и сшиты из хорошей замши. Высокие сапоги из мягкой кожи были очень хороши, и очень понравились Грэму, который никогда раньше сапог не носил. Элис тщательно расчесала его волосы и заплела их в косу. Когда, наконец, она подвела его к зеркалу, то он сначала не узнал себя в отражении. Разве это он, этот высокий и стройный юноша в ослепительно белой рубашке, с гладко убранными волосами? Грэм разглядывал себя, приоткрыв рот от удивления.