Голоса потерянных друзей
Шрифт:
Ладжуна реагирует куда быстрее меня:
— Гляньте-ка на этого умника! Не негодяя, а негатива, и не увлечь, а привлечь, идиотина!
— Слышали! Слышали! — Малыш Рэй подскакивает фута на три над землей, эффектно приземляется на одно колено, щелкает пальцами и указывает на Ладжуну. — А это уже статья третья, «правило корректности»! Ты меня только что «идиотиной» назвала! Оскорбление вместо цивилизованного аргумента! Правило три нарушено! Так? Так ведь? А?
— Ты мне тоже много чего наговорил! Сказал, что у меня «противный рот». Это, случайно,
— Тайм-аут! — кричу я, расстроенная тем, что все это происходит на глазах у Натана. Главная особенность этих ребятишек — и не важно, откуда они: из деревни или из пригорода, — состоит в том, что им вечно надо все драматизировать, конфликтовать и соперничать. Перепалки вспыхивают постоянно, они мгновенно разгораются и становятся всё громче и безжалостнее, а их участники быстро переходят на личности. Ну а после оскорблений начинается драка, во время которой дети толкаются, пинаются, мутузят друг друга, выдирают волосы, царапаются и что только не делают. Директор Певото вместе со школьным охранником ежедневно разнимает не одну такую потасовку. Причина подобного поведения заключается в том, что зачастую огастинские ребятишки растут под жесточайшим давлением: распавшиеся браки, неблагополучные районы, финансовые сложности, алкогольная и наркотическая зависимость, голод, нездоровые примеры взаимоотношений в семье.
Мне снова вспоминается провинциальный городок, откуда приехала моя мама, решив променять безмятежную жизнь на совсем другую. Но наблюдая за своими подопечными, я то и дело думаю о том, что очень многое она невольно прихватила с собой. Мамины отношения с мужчинами были импульсивными, беспечными, шумными, неустойчивыми, манипулятивными, полными взаимного вербального насилия, которое порой перерастало в физическое. Таким же было и наше с ней общение — то была смесь пылкой любви, бесконечных унижений, сокрушительного отчуждения и угроз, которые порой выполнялись.
Но теперь я понимаю, что, несмотря даже на такую беспокойную, непредсказуемую семейную жизнь, я была везунчиком. У меня имелось важное преимущество: я выросла там, где взрослые — учителя, суррогатные бабушки и дедушки, няни, родители друзей — считали, что я достойна их времени, их внимания. Они служили для меня примером, учили тому, что семьи порой должны собираться за одним столом, чтобы вместе поужинать, а замечания не всегда должны заканчиваться шлепками или обидными репликами и вопросами в духе: «Бенни, почему ты меня никогда не слушаешь? Почему ты ведешь себя как идиотка?» Меня приглашали в дома, где все подчинялось определенному распорядку и родители поддерживали своих детей. Мне показали, как можно жить в стабильности. Не решись окружающие на это, откуда бы я вообще узнала, что это возможно? Нельзя стремиться к тому, чего никогда не видел
— Объявляется минутная пауза! — говорю я. Мне она сейчас нужна не меньше, чем классу. — Помолчите все. А потом мы разберем, почему этот разговор не получился. И повторим статьи о негативе и корректности… Если хотите.
Воцаряется полнейшая тишина. Слышно, как шелестят листья, щебечут птицы, поскрипывает телефонный провод под лапками прыгнувшей на него белки. Флаг хлопает на ветру, а железный крючок, на котором он висит, отстукивает по флагштоку послание на «морзянке».
В тени статьи номер шесть, «правила негатива», и предписанного наказания для его нарушителей
— Ну что ж, замечательно, — говорю я спустя секунд тридцать. — Еще раз предупреждаю: «правило негатива» никто не отменял. Следующий, кто оскорбит кого-нибудь, немедленно должен будет сделать три комплимента. Может, потренируемся всем классом?
Слышится недовольный гомон:
— Нет уж!
— Ну не надо!
— Мисс Сильва! Ну хватит! По-жа-луй-ста! Мы поняли.
Натан украдкой глядит на меня с удивлением и… восхищением? Я вдруг ощущаю странную невесомость, точно мрачный луизианский день вдруг наполнился парами гелия.
— Давайте я начну, — лукаво предлагаю я. — Ребята, вы такие замечательные! Наши с вами уроки определенно, несомненно, бесспорно находятся в шестерке моих самых любимых!
Ученики вздыхают и стонут. А дело все в том, что у меня всего шесть уроков и есть, и это еще с учетом времени на планерку.
Малыш Рэй тянется к моей голове своей огромной ладонью, точно хочет достать до нее, как до баскетбольного мяча.
— Ну уж нет, мы лучшие! — возражает худышка Майкл. Мы номер один! Девятиклассники рулят!
Я делаю вид, будто запираю рот на замок.
— Я тоже могу показать вашему другу свой проект! — вызывается Майкл, пока мы поднимаемся по ступенькам библиотеки. — Он офигенный, уж поверьте мне! Я отследил свою родословную аж на пять поколений назад! Ну у Дэйгров, конечно, и история! Запутаннее некуда. Было девять братьев и сестер, рожденных в рабстве в Западной Виргинии, а потом все разбежались кто куда. Томас пошел в армию Конфедерации. С какой стати? Не знаю. Его сестра Луиза после войны вышла замуж за своего бывшего хозяина. Неужели она и впрямь в него влюбилась? Или просто не было другого выбора? Тоже не знаю. Словом, мои «Байки из подземки» и правда охренительные, зуб даю!
— А мои втрое лучше! — заявляет Малыш Рэй, а потом осекается, испугавшись, как бы снова не подпасть под действие «правила негатива». — Но я не говорил, что эти плохие. Просто у меня круче. У меня там все круто, понимаете? Я отследил свою родословную до самых глубин! Даже в архивы Библиотеки Конгресса залез ради проекта!
— Зато мои предки появились тут раньше ваших! — заявляет Сабина Гибсон, в чьих жилах течет кровь индейцев племени чокто. — Что бы вы там ни нашли, я все равно впереди! Только если вы, не знаю, пещерного человека в свои отчеты не притянете!
Начинается настоящая битва за самого крутого прародителя. Она в самом разгаре, когда, миновав симпатичный мраморный пьедестал с табличкой «Огастинская библиотека Карнеги», мы поднимаемся по бетонным ступенькам.
Вся группа собирается у дверей, украшенных лепниной. Когда-то их латунные ручки сверкали, но теперь покрылись печальной патиной. Прежде чем зайти внутрь, я шикаю на расшумевшихся учеников. Пускай усвоят основы библиотечного этикета, даже несмотря на то что внутри наверняка будет пусто — спасибо нашим помощницам из «Нового века».