Голоса за стеной
Шрифт:
— Видишь?
— Видю, — ответил Володя. — Суслик, перенимай опыт. Эге, братец, да тут тебе перенимать и перенимать! Можно взглянуть? — Он потянулся к акварельному портрету Люды. — Это ты сейчас? Не может быть! Честное слово? Э-э… Людка, Кира, идите сюда! Познакомьтесь.
Гриша потерялся при знакомстве. Он беспорядочно двигал руками, делал какие-то нелепые жесты шеей и головой, а свое имя пробормотал так невнятно, что Володя вынужден был переспросить. Но Володя же и разговорил его помаленьку. Он все понял и был
— Как человеку вряд ли, но как художнику тебе повезло. Мы тебе обеспечим роскошную натуру. Имеются в наличии два таких таежных пирата, по выражению нашего начальника. Аз грешный согласен позировать, но в профиль, чтобы видно было только одно око. Вовик может быть использован в качестве краскотера… Художники, кажется, трут краски, правда? Ну вот, я же знаю… вернее, слышал, но для чего трут — понятия не имею. Да, у нас есть еще совершенно потрясающий экспонат — наш начальник Леня Кошкин, личность уникальная…
Когда уже все вместе возвращались с пляжа, Гриша, поотстав с Володей, стал несвязно говорить ему что-то признательное, но тот мягко его остановил:
— Давай условимся сразу: без приятных слов. У нас это не принято, Будем работать на подтексте. Годится?
Казалось, никто из них не способен говорить серьезно. И даже бородатый мудрец Вартан изрекал свои афоризмы в такой форме, что их можно было принимать, можно было и смеяться. Как угодно.
И Володя произнес следующую серьезную фразу только дней через десять после знакомства. За какую-то удачную выходку обняв Люду, он заметил страдающий взгляд Гриши и сказал:
— Не обращай внимания, это братское. Людка блондинка, а я люблю брюнеток с узкими лицами. — И, внезапно присмирев, мельком взглянул на Киру. Она лежала у самой воды вверх лицом и тихо гладила тонкими пальцами нагретую гальку.
Дождь, дождь… Все тот же, еще с самого утра, нудный осенний дождь. Серые дома, серые тротуары, деревья, прохожие. Худенький мокрый котенок спал на прилавке газетного киоска… Как приятны в такую погоду воспоминания…
В аудитории светло и пустовато. Матовые шары под потолком. По стеклам окон стекали извилистые капли.
В тот момент, когда доцент кафедры «Детали машин», привстав на цыпочки и перекосившись, писал под самым обрезом доски формулу расчета вала, нагруженного крутящим и двумя изгибающими моментами, Гриша достал из конверта вырезанный из черной бумаги силуэт — профиль Люды. На нем округлым детским почерком нанесена желтой акварелью дата. В этот день…
Но еще раньше этого дня прибыл, наконец, Леня Кошкин, и ссора между ним и Людой произошла прямо на глазах у Гриши. Очень интеллигентная была ссора, Гриша даже не сразу разобрал, что это такое. Несколько напитанных ядом замечаний, внешне вполне благодушных, несколько иронических мин…
Леня
Ореол этот тщательно и каждодневно поддерживался самим Кошкиным, это входило в его распорядок дня: столько-то минут на укрепление своего авторитета. Некоторые мероприятия в этом направлении были даже общественно полезны, хотя и рискованны с точки зрения соотношения сил. Так, дня через три после прибытия, когда Леня еще почти не ступал на свою поврежденную ногу, кое-как втиснутую в тапку, он остановил на набережной группу молодых людей с огромным, как чемодан, японским транзистором «Шарп». Молодые, люди, беззаботно болтая и дыша морским воздухом, забивали публику воем какой-то рокк-группы.
— Вы полагаете, без вашей широковещательной программы курорт зачахнет? — осведомился Кошкин.
— Что такое? — сморщился один из компании и потянулся к Кошкину.
— Руки!.. Ну хотя бы так… А теперь не откажите в любезности, восстановите общественный порядок.
— А в чем дело? — уже на пониженном тоне вмешался другой. — Музыку, что ли, послушать нельзя?
— Слушайте на здоровье. У себя дома.
— А я хочу здесь. И никто мне не указ.
— Вы думаете? — осведомился Леня. — Тогда пройдемте со мной и выясним, кто прав.
Грише совсем не понравилось это «пройдемте со мной», но молодые люди не понравились еще больше, особенно после того, как один из них раздраженно сказал:
— Дай ему раза, что ты с ним завелся!
— Я тебе сейчас заведусь, яйцо ты всмятку! — переходя на общедоступную речь, жестко сказал Кошкин, и геологи флегматично придвинулись поближе. Их было вдвое меньше, но молчаливость и скучающее спокойствие обнаруживали большой и квалифицированный опыт.
И молодые люди выключили приемник и ушли. Чтобы не связываться. Правда, они внятно ругались, но ушли.
Бинтам и всему своему романтическому реквизиту Кошкин был обязан тем, что, возвращаясь из Москвы, из министерства, вместо того, чтобы сразу же прибыть в Сочи, отправился к своему приятелю в Чиатуру глядеть на что-то интересное, а в основном, наверное, чтобы обрести еще одного прозелита новейших геологических воззрений на региональные и околорудные аномалии, лазил по головокружительным скалам, демонстрируя различия в выходе пород на крутых сбросах, и в конце концов, конечно, свалился. Счастье еще, что удачно.