Голова дракона
Шрифт:
— Доброе утро, Блажо.
— Доброе утро, Мило. Чего ты хочешь?
— Местечка, Блажо.
— К овечкам, Мило.
— Прощай, Блажо.
— Прощай, Мило.
Звонко Мичунович давно покинул свое село, затерянное в горных теснинах Черногории. Наконец он решил навестить родные края и прилетел в Титоград. Обрадованные сельчане послали за земляком коня — смирного, неторопливого мерина, чтобы отвыкший от верховой езды гость не оказался выброшенным из седла. На коне Мичунович и добрался до села, где родился и вырос. Первый, кого увидел знатный гость, был семилетний парнишка. Разговорившись с ним, гость сказал:
—
— Правда, а как ты догадался?
— По Вуку.
— Ага. А ты, значит, будешь Звонко Мичунович?
— Правильно. А ты как догадался?
— По мерину.
Раньше многие черногорцы в поисках лучшей доли эмигрировали в Америку. И вот недавно такой черногорец, проживший за океаном больше полувека, с группой туристов оказался в Титограде. Отсюда он захотел съездить в родной Котор, расположенный у самого моря, но по ошибке сошел с автобуса в Цетине, древней черногорской столице, стиснутой со всех сторон горными кручами.
Турист растерянно бродил по незнакомым улицам и наконец догадался, что попал не туда.
— Скажите, милейший, — обратился «американец» к прохожему, — скоро ли пароход пойдет в Котор?
— Довольно скоро, — ответил тот. — Ровно через час после обеда. Если, конечно, будет вода…
В черногорцах сильно развито чувство самокритики.
Особенно часто здесь острят над якобы врожденной леностью черногорцев. Например, так.
Черногорец, будучи в командировке в Любляне, остановился в гостинице. Ему пришлось жить в одном номере тоже с командировочным-словенцем. Вечером у них погас свет: перегорела лампочка.
— Сейчас мы это исправим, — сказал словенец и отправился к дежурной за лампочкой.
Вскоре он вернулся и сказал черногорцу:
— Держи лампочку и становись ко мне на плечи.
Черногорец повиновался. Прошла минута, вторая, третья… Словенец поднял голову и спросил:
— Слушай, что же ты не вкручиваешь лампочку?
— А почему ты не поворачиваешься? — ответил тот.
Черногорцы любят подшучивать над лежебоками, которые не спешат оставить постель и погрузиться в дневные заботы. Рассказывают, что радио столицы Черногории начинает вещать так:
— Говорит черногорское радио! Начинаем наши передачи. Одиннадцать часов по белградскому времени. С добрым утром, дорогие черногорцы!
Один черногорец решил наняться на строительство железной дороги. Придя на стройку, он стал разыскивать земляков, чтобы работать рядом с ними. Увидев молодого парня, который бульдозером срывал косогор, новичок спросил бульдозериста:
— Ты черногорец?
— Нет, я серб.
Новичок пошел дальше и увидел, как двое крепышей грузят на платформу шпалы.
— Вы черногорцы?
— Нет, мы хорваты.
Скоро новичку встретился тракторист, волочивший на тросе рельс.
— Ты из Черногории?
— Нет, друг, я из Словении.
Тогда новичок взмолился:
— Скажи, а где я могу отыскать моих земляков, — черногорцев?
Тракторист усмехнулся и, махнув рукой в сторону небольшой рощицы, сказал:
— Пойди туда, может быть, там кого-нибудь и встретишь.
Новичок последовал совету и, пройдя рощицу, увидел на поляне своих земляков. Взявшись за руки, они водили хоровод и пели:
— А мы строим железницу! А мы строим железницу! [3]
ДРУЗЬЯ-ОДНОПОЛЧАНЕ
БРАТЬЯ
Приходилось ли вам, читатель, бывать в мастерской? Наверняка вы там бывали, обращались за какой-нибудь услугой. Но видели только ее парадный интерьер: зеленую кадушку в углу с фикусом или пальмой, репродукции известных картин в золотых багетах, низенький столик, старые журналы на нем, покрытые модным пластиком кресла, длинную стенку-прилавок и окошечко с надписью «Прием заказов». А что там, за прилавком и за дверью, задрапированной тяжелой бархатной портьерой? Мастерская. И именно в ней-то интересно побывать.
3
Железница — железная дорога.
Знаем ли мы в подробностях и деталях работу краснодеревщика, портного или обувщика? Как рождается в голове мастера замысел нового изделия, много ли времени затрачивает он на поиски подходящего материала, всегда ли заготовка, черновая прикидка превращаются в законченную вещь? Или иногда первоначальный замысел мастера по тем или иным причинам остается нереализованным?
Мастерская гончара, ювелира, скульптора, художника… Сколько интереснейших творческих секретов таят они!
И вдруг совершенно неожиданное приглашение: заглянуть в мастерскую сатирика… Позвольте, а разве есть такие мастерские? Оказывается, они существуют, хотя не числятся ни в справочниках учреждений бытового обслуживания населения, ни в исполкомовских списках нежилых помещений.
Однако приглашение принято. Мы стучимся в дверь с воображаемой вывеской: «Мастерская Л. С. Ленча», минуем небольшую прихожую с воображаемым фикусом и художественными репродукциями на стенах, приближаемся к окошечку и говорим писателю-юмористу:
— Мы читали ваши рассказы, юморески в журналах, газетах и сборниках. А не могли бы вы познакомить нас с технологией вашего, так сказать, юмористического творчества?
— Могу. И охотно расскажу о своих трудовых буднях. Но только не знаю, стоит ли… Боюсь, что будет скучно…
— А вы рассказывайте, не стесняйтесь. Что же касается оценок, то это уж не наше, а читательское дело…
Юмористы рассказывали, а автор этих строк записывал, запоминал, осмысливал. Так и родились заметки «Братья по жанру», которые и предлагаются вниманию читателя.
СЛОВО О ЮМОРИСТЕ
Рассказывать о писателе трудно. Особенно в тех случаях, когда не только хорошо его знаешь, но и многие годы состоишь в тесной дружбе. Боишься допустить какую-нибудь неточность или что-нибудь важное пропустить, не упомянуть о какой-то существенной детали и тем нанести другу нечаянную душевную травму. Кстати, одна у него, кажется, уже есть, иначе не стал бы он так называть свою последнюю книжку. И снабжать сборник «Душевная травма» таким откровенным автобиографическим подзаголовком: «Рассказы о тех, кто рядом, и о себе самом». Да, такой вот сегодня трудный случай, поскольку мне предстоит рассказать о Леониде Сергеевиче Попове, который читающей публике известен как Ленч, по его литературному псевдониму.