Голова дракона
Шрифт:
Он был строителем, рабочим, это правда. В «Комсомольской правде» 17 июня 1930 года, в день пуска Сталинградского тракторного, можно было прочесть такие строки:
«Передняя ось и шатуны трактора, который сегодня сойдет с конвейера, сделаны руками нашего корреспондента, рабочего-журналиста С. Нариньяни».
Когда он был на Магнитке, то его видели не только с карандашом и блокнотом в руках, но и с лопатой, ломом, носилками на очень частых тогда комсомольских субботниках.
Он был строителем и рабочим не из оригинальничания, не из подражания моде, а из страстного желания быть причастным к великим делам
Повторяю, в этом неуемном желании Семена Давыдовича всегда находиться на переднем крае, там, где особенно опасно и трудно, может быть, было неосознанное стремление приобрести право судить поступки и проступки людей, высокое право стать фельетонистом. А мне кажется, что он всегда хотел быть им.
В «Библиотеке «Крокодила» не так давно вышла книжка Семена Давыдовича, которую я редактировал еще при его жизни и которую ему не суждено было увидеть. Так вот, в этой книжке он вспоминает о своих встречах с Михаилом Кольцовым. Их было немного, этих встреч. Но с каким благоговением, с какой влюбленностью говорит начинающий молодой журналист о зачинателе нашего советского фельетона, как он страстно мечтает хоть в чем-то быть похожим на маститого писателя-сатирика.
Впрочем, предоставим тут слово самому С. Д. Нариньяни. Он рассказывает о своей второй встрече с М. Е. Кольцовым, произошедшей в Доме печати:
«…Я назвал свою фамилию и спросил:
— Может, доводилось вам, Михаил Ефимович, читать мои опусы в «Комсомольской правде»?
— Могу даже сказать, что читал: «Рассказ о ведущих шестернях», «Нату».
— Это — старое увлечение, очерки. А теперь я начал писать фельетоны.
— Давно начали?
— Написал всего четыре фельетона, а как получается, не знаю. Очхоры или плохо.
— Милый, я написал не четыре, а не меньше тысячи и тоже не знаю, есть ли у меня очхоры или нет. Не ленитесь, пишите как можно больше. Печатайтесь два-три раза в неделю. Ищите себя. Ищите себя. А пока ваши фельетоны, не в обиду будь вам сказано, не ваши.
— А чьи? — зло спросил я.
— Один написан под Зощенко, второй под Заславского, третий под Кольцова… Деритесь за свое «я» в фельетоне. У каждого фельетониста должен быть собственный почерк. Когда вы выработаете свой — приходите. Поговорим!
— Когда приходить, когда напишу тысячу фельетонов?
— Неважно сколько! Сто, двести. Главное, чтобы это были ваши, ни на чьи не похожие фельетоны…»
И вот в чем ирония судьбы: С. Д. Нариньяни ушел из жизни, так и не осознав, что он не только не посрамил имени духовного учителя, но даже в лучших своих фельетонах стал вровень с ним. Этого до сих пор не было сказано, но настала пора сказать это.
Больше того: сатирическая публицистика С. Д. Нариньяни породила десятки подражателей и последователей, в нынешней нашей прессе твердо занял свое место особый «нариньянинский» фельетон. Совсем не претендуя на роль пророка, я хочу сказать, что со временем появятся специальные исследователи «нариньянинского»
Споры, разноречивые суждения обычно вызывают два вопроса:
а) Смешны ли фельетоны С. Нариньяни и должен ли вообще фельетон вызывать у читателя улыбку, смех, веселое, шутливое настроение?
И:
б) Злой или добрый человек был Семен Давыдович и каким именно из этих двух качеств надлежит обладать фельетонисту?
Что сказать на все это? Ну прежде всего о смехе. Допустим такое фантастическое предположение, что люди вдруг утратили чувство юмора, разучились смеяться. Какой же унылой, однообразной и серой стала бы их жизнь! Как преувеличенно трагично стали бы они воспринимать самое легкое огорчение, какой непреодолимой показалась бы им малейшая трудность!
Но, к счастью, этого не может случиться.
Улыбка сопутствует человеку с самого рождения. Если ребенок смеется — значит, он здоров. Если человек шутит — значит, он полон творческих сил, он боец. Это в равной мере относится и к нации, к народу.
Наш народ любит шутку, острое слово, потому что он исполнен глубокого оптимизма и жизнеутверждения.
Смех — оружие… Эти слова как нельзя точнее определяют значение юмора, сатиры в жизни общества. Так же как и в развитии и в самом существовании литературы.
С детства мы впитываем в себя образы Жанны д’Арк и Дон-Кихота, Данко и Тартюфа, Робинзона и барона Мюнхаузена. Сатиры Щедрина и Гоголя живут в нашем сознании и сердце рядом с элегическими творениями Пушкина, Лермонтова и Тургенева. Это закономерно, иначе наше литературное зеркало было бы кривым.
Сатирическое творчество С. Д. Нариньяни и несет в себе как раз это «уравновешивающее» начало, избавляющее литературу и журналистику от кривизны. И как таковое творчество фельетониста пронизано смехом, улыбкой. Ведь выражение «смех излечивает» и «смех убивает» должно быть отнесено прежде всего к сатире. И Семен Давидович в полной мере владел тайными пружинами смеха.
Убийственная, разящая ирония была непременной, выражаясь по-современному, боеголовкой фельетонов-ракет С. Д. Нариньяни. Когда ракета взрывалась, то последствия часто бывали ужасающими. А взрывалась она часто, потому что сам ее конструктор любил повторять: «Не знаю, как другие авторы, но что касается меня, я не могу определить истинную цену фельетона до того, пока его не прочтут читатели».
А цена была достаточно высокой, и удар для сатирической фельетонной мишени весьма ощутителен.
Тут, кстати, содержится ответ и на второй вопрос — о добре и зле. С. Нариньяни как сатирик был непримирим к воинствующему мещанству, чиновничьему равнодушию, лихоимству и в этом смысле зол. Но он своей повседневной фельетонной работой заботливо и страстно оберегал юные души от пагубного влияния чуждой нам морали, от «друзей» в кавычках, которые лезут в молодую душу с единственной целью — растлить ее. А значит, на вооружении фельетониста всегда была глубокая и истинная доброта.
Что же касается внутренних свойств фельетонов Семена Нариньяни, то их автор никогда не выступал в роли остряка-бодрячка (каких, к сожалению, сейчас расплодилось немало), выступающего перед читающей публикой с заученной улыбкой: «А ну, ребята, посмеемся!» Но, с другой стороны, он не был и автором назидательно-угрюмым. Его фельетоны было интересно читать, а читая их, мы обязательно внутренне улыбались.