Голова (Империя - 3)

Манн Генрих

– Разве вы еще не заметили, что я честолюбива?
– ответила она, и резкая складка обозначилась у нее между бровями.

– Это ложь, - сказал он с глубокой искренностью.
– Вы вышли безгрешной из рук творца.

В сознании важности всего только что сказанного, они, не отрываясь, глядели друг на друга. То иронизируя, то трепеща, они долго и тщетно искали друг друга. Сейчас произошла их настоящая встреча.

– Нет, это верно, - сказала графиня, не отводя взгляда.
– Я хочу, чтобы мой отец достиг вершины, и о том же мечтаю для своего мужа.

–

Позвольте смиреннейше напомнить вам, что и тогда вы бы не были первой дамой в государстве. А раз так, к чему все это?

– Я допускаю только такую власть над собой, которая позволит мне уважать себя, - промолвила она свысока.

С ужасом усмотрел он здесь намек на то, как произошло их первое знакомство. За ужасом последовало возмущение; он сжал сплетенные пальцы между колен так, что они сплющились и покраснели, и произнес, пригнувшись, словно для прыжка:

– Почему же вы, графиня, сочли нужным принять меня?

Увидев, что она сильно побледнела, он сделал испуганный жест, отрекаясь от своих слов. Но все же перед ней внезапно и неотвратимо встал тот миг в ночи, когда они, прижавшись друг к другу, как преступные беглецы, склонялись над растекавшейся лужей крови вокруг убитых. Она была во власти того, кто держал ее тогда в объятиях!

– Не кляните меня!
– пробормотал он виновато.

– Наоборот, я, как и мой отец, чувствую особое пристрастие к сомнительным личностям, - холодно и отчужденно отрезала она.

Он выслушал ее, не дрогнув. Только ощутив неловкость молчания, он встал, чтобы проститься. Но она удержала его:

– Вам незачем бежать.
– У нее снова был тон насмешливой приятельницы. Вы все равно вернетесь.

– А вы захотите меня видеть? Без всякой задней мысли, просто захотите видеть?

Вместо ответа она повела его наверх по лестнице. Здесь, наверху, был большой рабочий кабинет. Войдя, она заперла дверь, словно от тех страшных сил, которые отдавали каждого из них в руки другого. Из обширного сада под окнами в комнату попадали последние лучи угасающего дня. Она подвела его к окну, и вот они стояли одни над простором сада, так же одни, как в ту ночь на ярмарочной площади. Она сказала тихо и проникновенно:

– Вы, именно вы, никогда не забываете опасностей жизни.

– Но не с вами, - беспомощно прошептал он.
– Что испытал я сейчас? Мне казалось, я встретил здесь возвышенное и милосердное существо, чьи помыслы все это время были исполнены доброты.

– Так бы должно быть, - и добавила по-прежнему мягко: - И все же мы будем друг друга ненавидеть.

– Даже мы?

– Как только что. Мы много будем бороться друг с другом.

Он из этого понял одно: значит, он не потеряет ее. Задыхаясь от радости, он признался:

– Помочь вам жить - это все, о чем я мечтаю.

– Но ведь у вас есть сестра?
– Ее глаза смотрели так участливо, что он, пристыженный, опустил взгляд.

"Чем был я для сестры?
– чувствовал он.
– Разве я помог ей жить?" Но пора было кончать с тихими и задушевными признаниями. Она быстро повернулась.

–

А у меня есть брат, - сказала она звонким голосом.

– Вот он, - ответил ей брат, появляясь из глубины комнаты.

Он стоял на ступеньках, которые вели во внутреннюю, ниже расположенную часть кабинета. Позади него был мрак, он там, внизу, дожидался сестры и не слышал, как они вошли. С ней он говорил без того отчуждения, которое как будто всегда отдаляло его от людей. Его лицо просветлело и стало привлекательным, словно с него упала завеса. Сестра заботливо положила руку на плечо брата.

– Ты ведь знал, что я приду с господином Терра?
– Брат послушно повернулся к Терра.
– Он мой друг, - добавила она. Тогда он без колебаний протянул руку.

– Господин Терра, простите меня! Мне следовало лучше запомнить вас. Я, может быть, обидел вас сегодня?

Сестра зажгла маленькую лампу и сказала:

– Я убеждена, господин Терра уже давно считает тебя своим заклятым врагом. Это на него похоже.

– Простите и вы меня, - сказал Терра растроганно.
– Я обычно встречаю только противников, и это мне не мешает. Вы же в качестве врага были бы мне помехой.

– Почему?
– спросила сестра.

Терра взглянул на брата.

– Потому что вы настоящий человек. Мне было бы стыдно, если бы именно вы не были моим другом.

Сестра рассмеялась, ее умные глаза ласкали нерешительное лицо брата.

– Настоящий человек, - повторила она, улыбаясь снисходительно.
– Только беспамятный. Выходит каждый день на улицу так, словно города вчера еще не существовало. Это должно быть прекрасно. Я стара по сравнению с ним, говорила она, легко-легко взмахивая обеими руками, словно летая.

– Но я помню, - задумчиво произнес молодой Эрвин, - что у господина Терра была бородка, раздвоенная и зачесанная на обе стороны. Он сбрил ее, уверенно закончил он.

– Он сбрил ее, но ты знаешь, для кого?

Сестра задорно смеялась, и Терра смеялся тоже, смеялся сам над собой, смеялся ей в угоду и потому, что был счастлив. Брат беззвучно делил их веселье, все трое приветливо глядели друг на друга. Графиня Алиса неожиданно схватила обоих мужчин за руки и закружила их.

Едва переводя дыхание, они заговорили одновременно.

– Вот чего мне здесь недоставало!
– воскликнул Терра.

– Мы моложе, чем сами думали!
– подхватила графиня.

– Я рад, что мы вместе, - сказал граф Эрвин.

Его сестра подняла лампочку так высоко, как могла.

– Именно здесь, - воскликнула она, - здесь, где император бывал у Бисмарка! И последний знаменательный разговор происходил здесь!

– Разве здесь?
– спросил Эрвин.
– Может быть, внизу, в комнате с панелью. Это уже теперь неизвестно.

– Какое утешение для нас!
– воскликнула Алиса.
– Наше ничтожное существование столь же преходяще, как и то, что особо отмечено судьбой. Она легко взбежала по отлогим ступенькам, разделявшим комнату пополам, и примостилась на них.