Голова (Империя - 3)

Манн Генрих

– Ты не откажешься драться?
– поспешно подхватил Терра.

– Поверь мне, я слишком ловок, чтобы когда-нибудь довести дело до этого.
– Черта и следующий столбец: - Она с виду современная дама, а по существу напыщенная гусыня.

– Опять ничего, - сказал Терра.
– Последняя статья.

– Мое будущее неопределенно. Правда, мне покровительствует Ланна. Другой столбец: она, при своих средствах, вправе рассчитывать на успех в жизни, - правда, этот успех может быть и двусмысленным.

– В итоге, - заключил Терра, - ты вышел из низов, она тоже, ты можешь пригодиться ей, как и она тебе.

– Но

из всего этого ровно ничего не следует, - простонал Мангольф. Все та же мучительная неопределенность, круглый счет обывателя.
– Он вскипел.
– Как бы я швырнул ей эти деньги, если бы на ее стороне был минус. А будь у нее плюс, я бы ей показал себя и свои способности.

– Да, твои способности ты не учел, - заметил Терра.

– Потому что они естественны, как само бытие, а кроме того, зависят от обстоятельств. Каким бездарным окажусь я со своей пушечной принцессой, если в день моей свадьбы вся Европа заключит вечный мир!

– Твое дело воспрепятствовать этому, - сказал Терра и добавил резко: Мое же, наоборот, - этому способствовать.

– Вот оно где - решение!
– Мангольф возбужденно вскочил.
– Каждый будет добиваться своего. Пусть девица проведет еще года два в посте и молитве, тогда выяснится, кто из нас сильнее, ты или я. От этого зависит ее счастье.

– Ты ведь сидишь в самом осином гнезде, тебе бы уже сейчас следовало знать, какое взято направление.

– Нашей политики? Понятия не имею. Ее курс кажется все бессистемнее, чем ближе к ней стоишь. Весь секрет в том, что у нее попросту нет цели. Кто до этого додумается, того мое начальство отличает!
– И Мангольф захохотал как бес.

– А твои пангерманцы?
– Теперь встал и Терра.

Мангольф бросился к нему через всю комнату и схватил его за руку.

– Скажи мне только одно, но с полной искренностью, какая возможна только между нами: то, что я с ними якшаюсь, очень меня компрометирует?
– И так как Терра сжал губы: - Говори, нового ты мне ничего не скажешь. Ведь они во всем: и в публичных выступлениях и в программе до такой степени зарываются, что никакая мало-мальски жизнеспособная нация не позволит им втравить себя в войну. Даже круглому дураку это должно бить в нос.

– Бить в нос?
– повторил Терра.
– Да в этом же половина успеха. Смешное у нас способны оценить немногие, зато кричащее импонирует всем. "Жизнь - это плакат", - говорит монарх своему народу, и тот с каждым днем все лучше понимает своего монарха.

Мангольф шагал по комнате.

– Знать бы, достаточно ли мы нагнали страху на наше начальство, и даже самое высшее, чтобы оно холодно приняло попытку Англии к сближению!

– Как? Разве таковая предвидится?
– Терра вышел на середину комнаты.

– С тобой мне не следовало говорить об этом, - отозвался Мангольф из темного угла.

– Успокойся, - сказал Терра.
– Я не выступлю в газетах в пользу союза с Англией. Союз с Англией произвел бы дурное впечатление на многие другие европейские страны и у нас самих увеличил бы соблазн легкой победы. Нет, я противопоставлю твоему пангерманскому союзу другую лигу.

– Какую?

– Лигу противников смерти.

– Прощай!
– сказал Мангольф. Он спрятал свой баланс.
– Я опираюсь на действительные факты. Таким образом, наш вопрос относительно моей женитьбы на бывшей Кнак почти разрешен.
– Беглое рукопожатие, но уже в

дверях Мангольф обернулся.
– Еще новость: Толлебен сватается к Алисе Ланна.

Терра разразился хохотом.

– А она составляет свой баланс, - попытался Мангольф перекричать его хохот и затем исчез.

Все это отняло немало времени; Терра сел за стол, собираясь проработать всю ночь. Мысль жениться на женщине с той стороны оказалась удачнее, чем он предполагал, раз Алиса одновременно обдумывала кандидатуру Толлебена. "Моя Алиса" - чувствовал он, но тем усерднее старался работать. Княгине Лили пора бы вернуться. Где она застряла? О ней ничего не слышно. "Дочери нового рейхсканцлера прядется напрасно дожидаться моей скромной персоны. Ей ничего не останется, как пойти на уступки, да и мне тоже", - думал он, склонившись над бумагами и гримасами выражая недовольство собственными мыслями. Вдруг он отбросил документ, он ощутил, как бледнеет и разглаживается его искаженное лицо. "Я люблю Алису, а она меня - вот сейчас, в эту самую минуту. Мне довольно одного сознания. А счастья, большего, чем дает повседневность, мы не станем себе желать. Кто порхает, пахать не может. Я из тех, кто медленно, но верно движется вперед".

Глаза выразили сомнение. "Кто я?" - с этим вопросом он подошел к окну. Снизу долетали, то нарастая, то замирая, уличные шумы, неустанный прилив и отлив ночной жизни. "Я такой же, как сотни тысяч. Какой обыватель не припомнит в своем прошлом хоть одной юношеской глупости вроде преобразования мира или любви к принцессе? Незаметно для себя я избрал вернейший путь стать обывателем".

Но другой, более смелый голос возмутился в нем: "Нет! Ты будешь жить во имя многих. В этом твое отличие". Он отворил окно навстречу шуму стихий, и сразу его внутренняя тишь замутилась и заволновалась. Все мышцы его коренастого тела напряглись, он расставил ноги и уперся руками в обе стороны оконной ниши, словно силой удерживая распахнутые ворота, в которые должна хлынуть улица, в которые должны хлынуть все улицы.

– Аминь, - сказал Терра, снова усаживаясь за стол.
– У меня своя определенная задача, скажем между нами: призвание свыше, миссия вождя. Обстоятельства требуют, чтобы она осуществлялась в будничной обстановке, как обыденное дело. А потому лукавить неизбежно. Моя миссия гласит: "Да не будет у вас нужды убивать друг друга". Аминь. А теперь за работу, чтобы выбиться из неизвестности!
– И он придвинул отброшенный документ.

Так как о невесте не было ни слуху ни духу, он пошел к ней. Она оказалась дома. "Недавно?"

– Нет, порядочно, - сказала она.
– Но с нашим объяснением нечего было спешить.

– Ты помолодела, если только возможно было стать еще моложе. Как ты этого добилась?

– Так я тебе снова нравлюсь?

– Когда мы поженимся?

– Ты еще не раздумал? Тогда лучше поговорим начистоту. Ты не можешь требовать, чтобы я ради тебя разорилась. Своя рубашка к телу ближе.

И тут Терра узнал, что в истории с Каппусом он сглупил непростительнейшим образом. Всякий другой не стал бы выносить дело в суд, а столковался бы с самим Каппусом. Пусть бы изобретатель обрел, что ему причиталось, а Терра, естественно, должен был потребовать у Каппуса свою долю, - иначе к чему вся затея? Он не понял, как ему следует действовать, невесту его это ужасно поразило. Счастье, что она вовремя уберегла себя от такой ненадежной опоры.