Головокружение
Шрифт:
Я, не переставая, твердил себе, что могу упасть. Умереть. Я орал от страха и злости и, наверное, впервые умолял вбитый в скалу кол не выскочить.
Вдруг резкий рывок отбросил меня еще на метр вниз. Снова полоснула сильная боль в плече. Я барахтался в воздухе, попав в западню собственного веса. Теперь цепь опускалась чуть плавнее, брюки мои терлись о скалу, и мне приходилось отталкиваться ногами, чтобы не ободраться о стену. Смотреть вниз я не мог. Там была полная чернота, пропасть. И казалось, что бесконечно падаешь куда-то в темноту.
– Мишель! Прекрати!
Я вздрогнул: мои ботинки коснулись твердой поверхности. Измученное тело медленно
– А теперь ты посмотришь, что в мешке!
Голос Мишеля гулко раскатился по подземелью. Я еле различал его поганую маску, свесившуюся с края расщелины.
– Что ты сделал с Фаридом?
– О нем не беспокойся. Мешок, я сказал.
Вжавшись в скалу, я посмотрел вниз. Сверток, узлами завязанный по краям, лежал в двух шагах от меня, у самого края дыры, уходящей вниз. У меня задрожали ноги, и захотелось опуститься на колени, но цепь не давала.
– Ослабь цепь!
Мишель исчез, и цепь ослабла. Тогда я понял, что тяжелый валун был ему нужен, чтобы контролировать мое падение в расселину. Несомненно, он прокатывал его по звеньям цепи, и, таким образом, я не расшибся о карниз. Кончиками пальцев я зацепил мешок и подтянул к себе. Ветер свистел в дыре. В жизни не видел я такого ужасного места.
– Я взял мешок. А теперь подними меня.
– Сначала скажи, что там внутри.
Вдобавок к тому, что я совсем заледенел, мне еще приходилось перекрикивать свист ветра, в то время как Мишель говорил нормальным голосом. Я подышал на застывшие пальцы и развязал двойной узел. Стараясь держать мешок так, чтобы Мишелю не было видно, я чуть раздвинул полиэтилен.
Стиснув зубы, я быстро заглянул внутрь. О господи… Фарид…
Подавленный, я снова завязал узлы.
– Ну и?.. Что там такое?
Я накрепко привязал мешок к правой лодыжке:
– Если хочешь узнать, сначала подними меня.
Ветер обжигал мне уши и пробирал до костей. Я отважился заглянуть вниз. В чрево вселенной. Там ничего не было. И тут я почувствовал за спиной какое-то движение. Быстро обернувшись, я увидел совсем близко от себя беловатое существо без глаз, длиной сантиметров двадцать, с липкими лапками, похожими на носки лыж. Это была саламандра. Она мне напомнила личинку гигантской ящерицы, и она явно меня рассматривала. Вдруг она повернулась и быстро-быстро принялась молотить по воздуху хвостом. В углублении скалы я с трудом различил кучку прозрачных шариков. Яйца. Отважная самка защищала свою кладку и свою территорию.
Так вот что за движения я раньше замечал на скале. Это была она, саламандра.
Получалось, что пропасть жила своей жизнью и нашептывала нам свои секреты. Пауки, саламандры, хрупкие нити плесени, которые возникали и множились на мокрых полотенцах. Сколько же еще невидимых существ гнездится в этой расселине?
Внезапно моя цепь натянулась, и я быстро перехватил ее свободной рукой. Теперь мне было не до рассуждений, я надеялся только на то, что Мишель найдет способ меня вытащить.
Саламандра осталась в своем ирреальном мире, а я потихоньку начал двигаться наверх, при каждом рывке набирая сантиметров пятьдесят высоты и долго оставаясь на одном уровне между рывками. Думаю, Мишель использовал валун
Глухой удар…
И полная пустота.
36
Почему некоторые люди лезут в горы? Да просто потому, что туда не лезут другие.
Это возвращалось циклом, раз за разом. Кошмар, который не может найти дверь, чтобы закрыть за собой.
Чернота. Холод. Головная боль. И потом опять все сначала.
Я то открывал, то закрывал глаза. Результат был одинаковый: кругом царила полная тьма. Я попробовал пошевелиться. Но меня словно сдавил гигантский боа-констриктор: и дышать-то получалось с трудом, каждый вдох через боль. Любое движение грудной клетки сопровождалось клацаньем цепи. Руки плотно примотаны вдоль туловища, ноги крепко сжаты. Расплющены или, точнее, связаны. Правое плечо горело. Я помнил, как падал в пропасть, помнил, как нацелилась мне в голову кастрюля. А потом – полное отключение.
Пошевелиться не получалось. Повернуться на бок тоже. И я внезапно ощутил у себя за плечами какую-то огромную массу, которая не давала двинуться ни вправо, ни влево. В гробу было бы не лучше.
И тут я понял. Мое тело полностью обмотано моей же собственной цепью и обложено каменной стенкой. В мозгу возник образ двух овалов, сложенных Мишелем из камней.
Застенки.
Я вытянул шею: это единственное движение, которое мне удавалось. Голова оторвалась от земли, и сразу острая боль пронзила лопатки. Я ничего не видел.
– Фарид?
– Жонатан? Это ты, Жонатан?
В полной тьме его голос звучал испуганно, и в нем сквозила паника. Я догадался, что Фарид находится совсем близко от меня, не дальше метра. Он простонал:
– Мне кажется, теперь он станет пытать меня… Теперь он разозлился на меня. Каждый в свою очередь мы будем наказаны…
Вокруг нас все так же продолжали свою водную симфонию капли, срываясь с потолка и разбиваясь о землю. Холод все так же трудился над моим застывшим лицом, по-прежнему завывала пропасть.
– Ты давно очнулся?
– Не знаю! Может, полчаса назад, может, час… Жо… Жо, мне кажется, что под цепью я совсем голый. Он меня полностью раздел. Я ничего не чувствую. Ни рук, ни ног. Ничего. Это как если бы… я где-то плыл. Ступни словно висят в пустоте, но пошевелить ими я не могу, клянусь. Я умру от холода, Жо… И быстро умру… Уйти отсюда раз и навсегда. Я больше не могу…
Голый… о господи! Я бы ему не дал и двух часов. Дыхание мое невольно участилось, и мне стало еще больнее. Я увидел себя в агонии, обмотанного цепью. Мы сегодня плотно поели, выпили много воды. Сколько еще времени пройдет до смерти? Сколько часов? Сколько ночей? Я начал быстро прикидывать в уме: а что, если Мишель пробил-таки брешь в завале и смылся? А что, если маска все же взорвалась и теперь он там валяется в темноте?