Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
С появлением первых солнечных лучей электричка
мчала их на север от столицы. По обе стороны Ярославской
железной дороги буйно цвели черемуха и сирень. День
выдался безоблачным и теплым. Большие бетонные плиты,
ограждающие рельсовые пути от близко примыкающих к
железной дороге жилых массивов, метровыми буквами
посылали проклятья Горбачеву и Ельцину. Чаще всего их
величали предателями, иудами, агентами ЦРУ. И не видно
было ни
перестройки. По этому поводу Маша заметила:
– Вот он - настоящий рейтинг отношения народа к
"вождям", а не та ложь, которой пичкают телезрителей
фальшивых дел мастера социологических исследований.
На дачу приехали, когда цвели вишни и только-только
распускалась сирень. На все лады заливались птицы.
Особенно усердствовали неутомимые зяблики и садовые
славки. Им подпевала зорянка: то умолкала, то снова
насвистывала свой незатейливый мотив, перелетая с ветки на
ветку. Осторожная, но не пугливая, она позволяла людям
рассмотреть ее брачный наряд - ярко-оранжевую манишку.
– Твоя однофамилица, для тебя поет-старается, - сказал
Иванов, кивком головы указывая Маше на серенькую пичужку с
малюсенькими глазками-пуговками на круглой головке. Маша
плохо разбиралась в птицах, хотя трясогузку могла отличить от
синицы и воробья от зяблика. В Москве в это время в
Останкинском парке выводили свои рулады соловьи. Здесь же,
в семидесяти километрах на север от Москвы, они еще
помалкивали. Зато неугомонные и вездесущие дрозды-
белобровики, певчие, дерябы "отбивали" утренние зори,
тщетно пытаясь подражать соловьям. Алмазные росы
сверкали в лучах солнца на желтых нарциссах и на бутонах
еще не распустившихся ранних темно-красных пионов.
Вопреки всем невзгодам и напастям природа жила по своим
извечным законам, хотя неразумные двуногие эгоисты
постоянно пытаются помешать естественному ходу ее
жизнедеятельности. Весна торжественно справляла
пробуждение природы, выставляла напоказ ее жизненные
силы и нерукотворную красоту, и человек хоть на короткое
224
время отвлекался от бремени житейских забот и бед и находил
в душе своей мимолетную радость и восторг окружающим
миром, его божественным совершенством.
Алексей Петрович всего лишь второй раз был на даче
Зорянкиных - первый раз в конце апреля, когда природа
только-только пробуждалась от зимнего сна. И теперь, пока
Маша и Лариса Матвеевна готовили завтрак, он подвесил
гамак и сооружал между двух берез качели для Настеньки,
которая
восторгалась и гамаком, и качелями.
Машу же не покидало возбуждение, охватившее ее в
четыре часа утра. Напротив, оно как бы даже усиливалось,
хотя уже и без тревожных предчувствий. Во всех ее действиях
и движениях сквозили приподнятая торопливость и
окрыленность, стремление поскорей отозваться на смутный,
но неукротимый зов, боязнь куда-то опоздать. И это "куда-то"
называлось Копнино, где она побывала минувшей ночью на
вселенском соборе и слушала трубный голос преподобного
Сергия Радонежского. Она все еще находилась во власти
странного, но до осязаемости четкого сновидения,
воспринимала его как пророчество, как веление вселенских
сил. В Копнино Маша отправилась вдвоем с Алексеем
Петровичем. Настеньку с собой не взяли: воспротивилась
бабушка, считая такую прогулку для девочки утомительной. У
Маши было приподнятое настроение, она шла легко,
стремительно, и лицо ее сияло блаженством и радостью. От
дачи к Копнину вела неширокая лесная просека, по которой в
пору сенокоса проходил трактор с прицепом, груженным
сеном. Из чащи справа и слева с шумом выстреливали
дрозды. Где-то свиристела пеночка-веснянка, но ее тоненький
мелодичный голосок заглушала своей трескотней пеночка-
трещотка. По обочине просеки сверкали золотые головки
купавы. Маша походя сорвала три цветка и поднесла к лицу,
понюхала.
– Какой тонкий, едва уловимый аромат. Скоро зацветут
ландыши.
– А, между прочим, и купава, и ландыши занесены в
Красную книгу, - дружески напомнил Иванов.
– Ландыши - да, а вот купава - извини, не знала.
День разгорался теплый и тихий. Солнце разбрасывало
по лесу золотистые блики. Густой аромат молодой листвы,
225
свежей травы и цветов пьянил, радовал. Маша взяла Иванова
за руку и энергично потащила за собой приговаривая:
– Не отставай, прибавь шагу, быстрей, быстрей!
– А зачем спешить, куда спешить? Дай насладиться
природой. - Иванов не мог понять ее неукротимого
стремительного бега. Да она и сама не понимала, что с ней
происходит, какие магниты влекут ее к заветной поляне. Она
была в состоянии необъяснимого порыва, и Алексей Петрович
едва поспевал за ней.
– Там насладимся, там моя родина, там нас ждут, -
запыхавшись, восторженно говорила она, устремив вперед