Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
другому. Маша рада. После сеанса она стремительно
соскакивает с подмостка и порывисто обнимает мужа,
прильнув к нему чуть-чуть озябшим обнаженным телом.
– Согрей меня, любимый.
Алексей Петрович переносит электрообогреватель в
спальню, куда уже упорхнула Маша. И снова воркование
возлюбленных в постели:
– Алешенька, тебе хорошо со мной, ты не жалеешь?
– Родная, зачем спрашиваешь? Мне до сих пор кажется,
что это
счастлив!"
– Алешенька, милый, я люблю тебя. Впервые в жизни
люблю. Ты мой гений. Ты сам не знаешь, какой ты
необыкновенный, ни на кого не похожий, ни с кем не
сравнимый. Мы долго искали друг друга. Кто нам помог?
Инопланетяне?
С работы она звонит по нескольку раз на день.
– Чем занимаешься, любимый?
– Колдую над Лебедем. Надо бы с натуры, но не могу
найти лебедя-натурщика.
Работая над фигурой лебедя, он не без тревоги
задумывался над вопросом, который волнует девяносто
процентов граждан несчастной России: как выжить, как свести
концы с концами при немыслимых ценах? Когда не было Маши
и Настеньки, проблема выживания его не очень волновала, он
не задумывался над ней всерьез. Пенсии и кое-каких
сбережений ему хватало на скромное питание и на
содержание мастерской-квартиры. Имелся и необходимый
запас одежды и обуви, так что в промтоварные магазины он
мог не заглядывать года два-три, а при особой нужде и до пяти
лет. Но теперь он обязан заботиться о горячо любимой жене и
приемной дочери. Отлить в фарфоре "Девичьи грезы" вдруг
оказалось невозможным. Да и швед не давал о себе знать. Из
оставленных им пятисот долларов почти половину пришлось
платить мраморщику. Остальные он решил отдать Маше.
Пусть распорядится ими как знает. Вспомнил ее слова:
влюбленным сулят златые горы и реки, полные вина, и буйну
голову. Да, но при одном условии: "когда б имел". А он,
скульптор Иванов, не имеет возможности сделать любимой
женщине достойный ее подарок. За флакон заморских духов
он заплатил полторы тысячи. Остается предложить лишь
буйну голову.
213
Когда-то в "застойное" время (Маша называла его
"застольным") у Иванова не было недостатка от частных
заказов надгробий. Иногда он делал и мемориальные доски в
честь "выдающихся и достойных". К нему шли с просьбами -
знали, что он делает добротно и лишнего не запросит. За годы
перестройки не было ни одного заказа. Властям и гражданам в
смутное время было не до покойников.
Ловкие
шея лебедя - и бережно укладывают ее на грудь девушки.
Клюв царственной птицы робко и нежно касается соска.
Иванову нравится эта композиция, он доволен. Но главное -
нравится Маше. Это ей свадебный подарок. Он зримо
представляет, как будет смотреться выполненная в дереве.
Походя Иванов бросает взгляд на мраморные "Девичьи грезы",
и его как-то исподтишка, но походя задевает мысль: "А может,
отдать шведу?" И он тут же стряхивает с себя эту коварную,
провокационную мысль. "Продать, как продал "Первую
любовь"? Какая нелепость!" Он подходит к скульптуре, кладет
руку на мраморное плечо, и белый камень ему кажется
горячим. Он любовно смотрит на такие знакомые и родные
черты мраморного лица и мысленно произносит: "Милая,
прекрасная девочка. Извини. Разве могу я с тобой расстаться,
моя последняя любовь? Здесь твои грезы. Они сбылись и
воплотились в "Лебедице".
Он не услышал, как вошла Маша, возбужденная,
радостная. Расцеловала его и сразу, не переводя дыхания:
– Ну как твой лебедь?
– И замерла перед композицией,
испаряющей специфический запах глины. Лицо сияет, в глазах
озорная смешинка.
– А он довольно агрессивен.
– Что ты, Машенька, это благородная и добрая птица. Он
целует. Ты погляди на лицо девушки, всмотрись. Ей приятно?
Или... больно?
– Приятно. А теперь хватит вкалывать. Оставим их
вдвоем - лебедя и лебедицу - и пойдем ужинать.
Они вошли в гостиную, где в центре стола
демонстративно возвышалась бутылка портвейна.
– В честь чего?
– спросил Алексей Петрович.
– У меня сегодня гонорар. Решила по этому поводу
устроить пир. А это тебе.
– И она подала мужу носки.
– Спасибо, девочка.
– Он грустно улыбнулся и поцеловал
ее горячую щеку. - К сожалению, у меня гонораров не
предвидится.
214
– И не нужно сожалеть: у тебя есть пенсия, у меня
зарплата да плюс гонорары иногда набегают. Будем жить - не
тужить, - с нарочитой беспечностью сказала Маша и начала
накрывать на стол.
– И все же досадно, что мы не встретились с тобой в
пору моего материального благоденствия.
Алексей Петрович с грустью вздохнул, и Маша правильно
поняла его вздох. Она вообще умела тонко улавливать его
душевное состояние и настроение, иногда безошибочно