Голубой бриллиант (Сборник)

Шевцов Иван Михайлович

далеко от дома. Проводив мужа в дальние страны, или, как

теперь называли, в страны дальнего зарубежья, Таня подошла

К окну и распахнула створки. Погода в этом году не баловала

москвичей, но этот субботний день обещал быть отменным.

Яркое майское солнце искрилось и сияло на куполах и шпилях

павильонов ВДНХ, над зеленым массивом зазывно струилась

игривая тонкая дымка, манящая волшебством буйной весны,

которую Таня всегда встречала с трепетной

благодатью и

нежным восторгом. Сегодня, может, впервые в жизни она не

ощущала прилива высоких чувств: на душе было холодно и

пусто, ее преследовал страх. Все неприятности, казавшиеся

ранее не столь серьезными, мелочными, накапливались

постепенно, незаметно, вдруг сошлись в общий сложный ком

непредвиденных проблем. И началось это, как подумала Таня,

все с выстрелов по их машине. Она попробовала спокойно во

всем разобраться, но покоя не было, ее преследовало

неприятное ощущение тесноты и нагромождения в квартире:

вся эта добротная мебель, люстра, бра, шкафы, полные

324

дорогой одежды, хрусталь, фарфор и серебро давили на

психику. Здесь не было воздуха несмотря на распахнутое окно,

не было пространства, и, чтоб снять душевное напряжение,

она решила выйти в парк.

В этот теплый субботний день народу в парке, как это ни

странно, было не так много: очевидно, москвичи разъехались

по дачам заниматься садами-огородами. Шереметевский парк

восхищал Таню своими дубами-исполинами, много

повидавшими на своем веку. Стволы в три обхвата, могучие,

растопыренные во все стороны сучья создавали величавую

крону и впечатляли своей исторической вечностью. Даже

зарубцевавшиеся продольные шрамы, свидетели жестокого

удара молнии, не разрушали их незыблемости и силы. Среди

дубов, лип и вязов пестрели белые сполохи черемух. Их

терпким приятным запахом был густо насыщен воздух.

Таня прошла по центральной аллее до чугунных ворот,

разделяющих Шереметьевский парк и ВДНХ, и, возвращаясь

обратно, решила присесть на свободной скамейке. Парк был

озвучен разноголосием пернатых, среди которых резко

выделялись голоса дроздов и зябликов. Вдруг в стороне

прудов, разделяющих парк и Главный ботанический сад,

раздался робкий, как бы пробный голос соловья из

черемуховых зарослей. Мимо скамейки, на которой сидела

Таня, проходил мужчина средних лет с огромнейшей бело-

палево-коричневой собакой породы московская сторожевая.

Услыхав соловьиную трель, он замер на месте, настороженно,

с блаженной улыбкой на тонком аскетическом лице

прислушался.

Потом, посмотрев на Таню добрыми умными

глазами, с детской радостью произнес: - Слышите? Прилетел

кудесник, порадует.

Его восторженный, доброжелательный взгляд словно

приглашал Таню разделить с ним радость первой в этом году

встречи с соловьем. И в ее больших темных глазах вспыхнула

дружеская ответная улыбка.

– Это соловей? - спросила она на всякий случай

поскольку иногда голосистых певчих дроздов принимала за

соловья.

– Он самый. Да к тому же молодой, еще робкий,

неуверенный в себе.
– И вдруг спросил: - Мы с Амуром вам не

помешаем? Вы позволите присесть?

Таня не возражала, лишь искоса посмотрела на собаку,

заметив то ли с опаской, то ли с восхищением:

– Какой богатырь! А он не...

325

– Не беспокойтесь: с добрыми людьми он добряк, со

злыми - беспощадно зол. Вы, я вижу, женщина не просто

добрая, а как бы вам сказать, чтоб не сочли за комплимент,

очаровательно добрая.

Таня была настроена дружелюбно к этому крупному, но

не тучному мужчине с тяжелой копной темнорусых волос и

проницательными глазами, которые смотрели открыто и прямо

из-под густых бровей. В его простодушных мягких манерах

чувствовалась сердечность, доброта и душевная щедрость. "А

он не лишен обаяния", - решила Таня, с любопытством

поглядывая то на собаку, то на ее хозяина. В глазах ее таилось

неотразимое очарование.

– А как же вы с ним в транспорте?
– поинтересовалась

она. - Да ведь мы тут недалеко живем, на улице Королева.
–

Говоря "мы", он явно имел в виду себя и Амура. - А вы

издалека сюда добрались?

– Я еще ближе, с первой Останкинской. Знаете эти

голубые корпуса?

– Так мы с вами соседи. Это хорошо. "Почему хорошо и

что в этом хорошего?" - подумала Таня и спросила:

– Почему вы его Амуром назвали?

Пес, услыхав свое имя из уст незнакомки, очень

осторожно, как будто даже извиняясь, положил свою голову на

колени Тани.

– Амур, ты ведешь себя слишком фамильярно. Это

неприлично для воспитанной собаки, - ласково пожурил пса

хозяин.

– Ничего, я его прощаю, он, видно, добрый.

– Он несомненно добрый. Но тут есть своя причина

такого поведения.

– Какая же? Если не секрет. .
– сорвалось у Тани.

– Особого секрета нет, - без охоты молвил хозяин.
– Мы с

вами еще не познакомились. Мой батюшка Харитон Силин