Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
взволнованном голосе его прозвучали металлические ноты.
– Я
благодарю вас, что пришли на мой последний спектакль,
который завершил мой долгий творческий театральный путь.
Мне горько и обидно, что этот путь окончился в позорное и
трагическое для нашего Отечества время. - Он сделал
внушительную паузу, словно собирался совершить какой-то
чрезвычайный поступок, медленно поднял голову, устремив
взгляд в конец замершего зала, дрогнувшим
продолжал: - Великий Микеланджело сказал: "достигнув в
подлости больших высот, наш мир живет в духовном
ослеплении. Им правит ложь, а истина в забвении. И рухнул
светлых чаяний оплот. ." Если б гений предвидел, что сотворят
в конце двадцатого века с моей Россией самые
омерзительные, двуногие отбросы рода человеческого,
которые суют мне, как подачку окропленный кровью невинных
жертв кусок металла...
– И вновь задумчивая, звонкая пауза,
прерванная решительным, как удар меча, стальным голосом: -
Совесть гражданина и честь артиста не позволяют мне
принять этот сгусток крови, как знак позора и унижения.
Он энергично поклонился в зал и, резко повернувшись,
твердо зашагал за кулисы. Несколько секунд зал молчал в
растерянном оцепенении. Вдруг мы, то есть Лариса, Воронин,
я, Ююкины ударили в ладоши, и как морская волна, поднятая
ветром, подхватила аплодисменты и уже шквал,
прокатившийся по залу, выбрасывал голоса "Браво!",
"Молодец!", "Слава Богородскому!"
Откровенно говоря, я не рассчитывал на такой
решительный шаг Лукича и тем более на бурный, солидарный
восторг зала, наполовину состоящего из "новых русских", тех
самых, кому в лицо плюнул Народный артист СССР Егор
Богородский. Что это, чувство стадности: одна птица
вспорхнула и другие тут же подхватились.
– Не думаю, что только инстинкт стадности, - ответил на
мое замечание депутат. - Новые русские, даже хапнувшие
миллиарды и соорудившие себе дворцы в России и на Кипре,
не чувствуют себя в безопасности. Они в постоянной тревоге,
потому что счастье их ворованное, не праведным трудом
полученное.
Из театра мы выходили в приподнятом настроении
победителей. Ждали выхода Лукича. Он не заставил нас долго
509
ждать, вышел возбужденный, лукаво улыбающийся. Мы
бросились его поздравлять. А он отвечал нам торопливо и
односложно: "Завтра в двенадцать у меня дома". И подхватив
под руку Ларису быстро направился к машине депутата, с
которым договорился заранее, что тот доставит его из театра
домой.
На другой день - это
собрались у Лукича. К нашему приходу в гостиной стол был
накрыт на двенадцать персон. Были выставлены праздничные
сервизы из дорогого фарфора и хрусталя ради такого
торжественного, чрезвычайного случая. Настроение у всех
было приподнятое: мы поздравляли Лукича с юбилеем, но
главное, что всех нас восхитило - его мужественный
благородный поступок с отказом от ордена. Звонкая пощечина
режиму. Мы задавали себе вопрос: станет этот эпизод
достоянием народа, или американо-израильские СМИ
постараются замолчать неприятный для них поступок
подлинного народного артиста? И как всегда говорили о
политике, о чем болят сердца.
– Что там в вашей Думе о монархии заговорили? -
обратился генерал к депутату.
– Был брошен пробный шар ельцинистами, но
вхолостую, не нашел отклика, - ответил депутат.
– О монархии мечтают художники патриотического
разлива, - заметил Воронин, сияя возбужденным лицом. Его
взгляд сверлил тихую бессловесную Ларису. Мне казалось она
смущается его взгляда и избегает его.
– Не сочиняй, Виталий. Зачем художникам царь? Мне он
зачем? Скорей поэты монархией грешат, - категорично
возразил Ююкин. Он тоже бросал на Ларису нескромные
взгляды и быстро определил в поэте своего соперника.
– А я не о тебе, - отозвался Воронин.
– Я о знаменитых
художниках, которые мечтают увековечить себя царскими
портретами и памятниками.
– Камешки в огород Глазунова и Клыкова, - сообразил
генерал. Сокрушенно рассудил: - Странно получается, оба
талантливые ребята, за Россию держатся, а никак не поймут,
что России не наследственный царь нужен, а умный
правитель. России нужен Сталин.
– Но Ельцин уже объявил себя царем, пока в шутку, -
сказал Воронин.
– Ельцин ублюдок, выродок, животное, без души и
совести, - раздраженно пророкотал Лукич. - Он подлее
510
Тамерлана, Наполеона и Гитлера вместе взятых... Да, подлее
и страшнее. Он загубил великую державу, оскотинил великий
народ.
– Руками подавляющего меньшинства, - вставил депутат.
– А это кто такие, - стрельнул глазами в Ларису Ююкин.
– Те, кого до недавнего времени вслух не решались
называть.
– Чубайсы., березовские, лившицы? - лукаво
переспросил Ююкин.
– Ты очень сообразителен, Игорек: и Лившица не забыл,