Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
долгим трепетным взглядом.
Она достала из сумки свежий, совсем тепленький номер
газеты, который читатели получат завтра, развернула его, и
Алексей Петрович увидел фотографии трех своих
произведений: "Ветеран", "Девичьи грезы" и горельеф "Пляж".
Фотографии сопровождала краткая статья об авторе, под
которой стояла фамилия М.Зорянкиной.
– Это вам мой сюрприз, Алексей Петрович. Завтра
читатели узнают, что есть в ограбленной, униженной,
оскорбленной,
великий скульптор Алексей Иванов, который создает шедевры
даже в кошмарное время духовной деградации общества.
Прежде чем сесть за стол, Маша быстрым привычным
взглядом окинула зал, и тут глаза ее зацепились за предмет,
которого здесь раньше не было. Ее портрет в граните! В
больших горящих глазах ее вспыхнуло изумление. Перед ней
было что-то знакомое и в то же время другое, новое, отличное
от того, что было в глине. Строгий, крепкий гранит придавал
всему образу цельность, основательность, ярче, точнее
выявлял характер; черные волосы, освещенные верхним
светом люстры, отливали зеркальным блеском, усиливали
контраст со светлосерым лицом и кистью тонкой руки с
трепетными пальцами. Маша внимательно и придирчиво
рассматривала творение большого мастера, как
рассматривают свое отражение в зеркале, а сам творец,
которого она только что с пафосом объявила великим, стоял
рядом за ее длиной и с затаенным волнением, как ученик на
экзамене, ждал оценки. Вдруг она стремительно обернулась и
191
обеими руками обхватила его. В ответ он порывисто обнял ее и
бережно прижал к груди, чувствуя, как колотится ее сердце.
– Спасибо, родной, это необыкновенно, - сказала она о
портрете.
"Родной". Это слово обожгло его несказанной нежностью,
и он начал целовать ее тонкий нос, губы, глаза, прямые
темные волосы.
– Как назовете ее?
– Маша указала взглядом на портрет.
–
"Последняя любовь"?
– Он томно кивнул, прикрыл глаза.
– А вы
не продадите ее, как "Первую любовь", никаким шведам-
американцам?
– Ни за какие миллиарды... Я подарю его тебе, сегодня,
сейчас, за твою нежность, ласку, красоту, за гармонию, которой
Господь наградил тебя, а гармония есть совершенство хоть в
природе, хоть в человеке. А ты воплощаешь в себе
совершенство. И еще за то, что ты сказала слово, которое мне
никогда не говорила ни одна женщина. Слово, которое
окрыляет и делает человека счастливым.
– Какое? Что за слово? Скажи, и я повторю его сотню
раз!
– возбужденно настаивала
– Догадайся!
– Нет, ты скажи, я прошу тебя? Ну не томи же меня,
родной...
– Вот ты и повторила. Спасибо, родная.
– Он галантно
поцеловал ее тонкие трепетные пальцы.
– Ах, да, именно родной, - торопливо заговорила она.
– И
мне тоже никто, кроме родителей, никто не говорил "родная",
ты первый. И представь себе, я тоже никому, кроме Настеньки,
не говорила этого свято-нежного слова. Никому. А для тебя у
меня припасено много-много самых лучших в мире слов. Их
хватит нам с тобой на всю жизнь.
Когда сели за стол, она спросила:
– А почему две бутылки? Не много?
– У нас два сюрприза. За каждый по бутылке, - шутливо
улыбнулся он тающими глазами. А всерьез сказал: - Они
разные - сухое и десертное. Кто что любит.
К концу ужина обе бутылки были пусты. Не привычная к
спиртному Маша изрядно захмелела. Не свода умиленного
взгляда с возлюбленного, она доверчиво распахнула свою
душу и откровенничала:
– Я не могу объяснить, что со мной произошло Какая-то
вспышка, какой-то космический взрыв сверхновой звезды. И
это случилось не сегодня и не вчера. Это произошло еще в
192
Манеже в нашу первую встречу. Уже тогда я поняла тебя,
узнала, проникла в тебя. Говорят, автора как человека, его
характер и душу можно познать через его творчество. И я
познала тебя и полюбила. Да, да, я полюбила тебя, когда
позировала, сидя перед тобой на "троне"! Я ревновала тебя к
тем, с которых ты лепил фигуры "Девичьих грез" и других
обнаженных.
Она умолкла и уставилась на него большими,
блеснувшими влагой, честными глазами человека, чуждого
лжи. Она ждала от него каких-то ответных слов, он это
понимал. Сказал неторопливо и глухо:
– Я всю жизнь, точнее, с первого послевоенного года и до
сегодняшнего дня шел к тебе в мучительных мыслях и
радужных грезах, через сомнения, потерянные надежды,
иллюзии. И знаешь - верил. И вот вера привела к тебе...
Судьба наградила меня за мою веру.
Наступила какая-то благостная, все охватившая пауза.
Наконец он предложил чай или кофе. Она отрицательно
закачала головой и встала:
– Хочу позвонить маме, скажу, чтоб не волновалась. Уже
поздно, а я хмельна. Заберут меня в вытрезвитель, и желтая
пресса получит лакомый материал.
– Ты никуда не уйдешь, я не отпущу тебя, - сказал он