Голубые мустанги

Шем Айдын

Ольга Васильевна с нетерпением ждала окончания учебного года. У нее кончался срок обязательной отработки по распределению, и она сможет, наконец, навсегда покинуть этот опостылевший ей городок и начать полноценную жизнь в Ташкенте, который не Ленинград, конечно, но тоже какая ни есть, а все-таки столица, - с театрами, с музеями. И, главное, там ее родители и друзья. Она оставляла здесь свое неуютное жилье, безобразно оснащенную школу, малоинтересных коллег, серых в основной своей массе учеников, среди которых вспомнить добрым словом можно будет двух-трех. Интересный парнишка был, например, этот татарчонок, талантливый. Может вот из него только и вырастет яркая личность. Если, конечно, сможет пробиться со своим неудачным национальным статусом. Говорят, каждый крымский татарин раз в неделю должен отмечаться в милиции - как из такого положения выбиться в люди?

Не раз в неделю, а раз в месяц должен был

отмечаться каждый достигший шестнадцати лет крымский татарин, но не в милиции, а в спецкомендатуре при органах госбезопасности. Февзи по записи о нем в этой самой комендатуре исполнилось шестнадцать в прошлом году, когда он заканчивал девятый класс, и тогда же он начал посещать в назначенный день месяца коменданта-чекиста, который проставлял галочку в списках поднадзорных. Там, в комендатуре, он встречался со своими земляками, высланными из разных частей Крыма, и шел к кому-нибудь в гости. К тому времени люди уже как-то наладили свой быт, кто лучше, кто хуже. В любом случае для обитавшего в общежитии парня этот день был желанен, он ждал его с нетерпением, как-то не задумываясь, что в этот день зримо нарушаются его гражданские права, оскорбляется его человеческое достоинство. Конечно, он посещал семью Мафузе, своей названной тетки, но в комендантский день он встречался с новыми людьми, получал новый импульс гнева и ненависти к властям. Один бывший фронтовик дал ему адрес учреждения, помогающего в розыске людей, и Февзи написал письмо с просьбой сообщить сведения о своем пропащем на войне отце. Прошел год, но ответа на свой запрос парень не получал.

А теперь предстояли экзамены в школе на аттестат зрелости - в том году Февзи был чуть ли не единственным из крымских татар, оканчивающим в городке десятый класс. По этому поводу его старшие товарищи из числа завсегдатаев спецкомендатуры решили устроить торжество и уже собирали деньги на подарок.

В тот солнечный майский день, когда в школах отмечается праздник "последнего звонка", Февзи, смущаясь, показал свое грустное стихотворение любимой учительнице Ольге Васильевне. Прочитав стихотворные строчки, Ольга Васильевна странно замолчала. Потом, не похвалив и не покритиковав, бесцветным голосом произнесла:

– Я прочту его дома, завтра утром верну.

– Не надо, Ольга Васильевна, оставьте у себя! Я помню наизусть!

Но учительница с непроницаемым неулыбчивым лицом отвернулась от своего ученика и пошла прочь.

Февзи был озадачен странным поведением учительницы, но успокаивая себя решил, что та поражена его способностями и хочет оценить его произведение в спокойной обстановке.

 День был, действительно, прекрасен. Буйно цвели фруктовые деревья, воздух был напитан ароматом поздно зацветающей в предгорьях сирени. Сквозь еще не успевший запылиться лессовой пылью воздух отчетливо виделся Чаткальский хребет, вершины которого белели шапками снегов, и в косо падающих лучах солнца рельефно просматривались ущелья и ледники. Февзи вспомнил, как однажды они вдвоем с Олегом добрались до подножия гор, бродили по алым от огромных горных тюльпанов склонам, в ложбинах которых еще не стаяли снежники. Ребята восхищались многоцветьем весенних горных полян, дивились высоким, выше человеческого роста, эремурусам - горным лилиям, отыскивали большие как лопухи листья ревеня, который здесь называют "кислицей", выкапывали остро пахнущие головки горного чеснока. И сейчас парень бросил бы все и отправился бы в горы, если бы рядом был друг. Но никого с ним нет, он одинок, и от этого чувства не спасают ни встречи с добрыми крымчанами, для которых он всегда желанный гость, ни по родственному к нему относящаяся семья Мафузе-апте, ни общение с товарищами по работе.

Как не убеждал себя Февзи, что надо засесть за учебники, - на носу выпускные экзамены!
– но настроение было не рабочее. Чего обычно с ним не бывало, он без дела и без каких-то определенных мыслей в голове бродил среди дня по улицам городка. Сегодня в честь последнего школьного звонка его отпустили с работы и парень, может быть впервые, наслаждался непривычным бездельем. Со временем охватившее его чувство легкости улетучилось, и жгучее ощущение одиночества сжало сердце.

Идти в опостылевшую комнату в общежитии не было желания. Для посещения кого-нибудь из знакомых татар было еще рано - в три часа пополудни в гости ходить не принято. И он шел по крутым улочкам, застроенным низкими домиками, окруженными небольшими садиками. На булыжной дороге, круто спускавшейся к реке Чирчик, он увидел идущую ему навстречу Асият, девушку-балкарку, с которой он познакомился тоже в спецкомендатуре. В другой день он прошел бы мимо, поздоровавшись, но сейчас сердце его учащенно забилось, и по мере приближения к девушке у него созрела решимость остановить ее и заговорить, - благо, что в уроки,

преподанные ему когда-то благосклонными молодыми учительницами, входило и умение привлечь внимание малознакомых представительниц противоположного пола.

Асият была удивлена вежливым и ненавязчивым обращением к ней парня, с которым они до этого только издали здоровались. У спецпереселенцев, будь то крымчане, калмыки или кавказцы, всегда могла найтись общая тема для разговора. Ну, хотя бы, о том, сколько денег они получили за "проданную немцам родину", или о том, какие новости поступают из оставленных советской власти бесплатно городов и деревень на земле предков. Но на этот раз молодой человек обратился к девушке с непривычной для нее простотой:

– Какой прекрасный день и как мне приятно встретить в этот день тебя, Асият!

– Ну да уж!
– жеманно ответила Асият, сама при этом почувствовав несовпадение стиля.

– Давай погуляем вместе! Ты не против?
– парень улыбался открыто и приветливо.

Согласно местному этикету девушка должна была ответить что-то вроде "Прямо тебе!" - в смысле "Ишь ты, разбежался!". Но в каждом человеке, даже получившем неправильное воспитание, в его подсознании скрыты не оскорбительные и добрые формы общения, которые и легли в основу того, что называют хорошим воспитанием. И отстранив стереотипы, возникшие, собственно говоря, в качестве неких оборонительных реакций, человек может удивить окружающих его дикарей естественностью поведения, увлекая за собой толпы неофитов.

Подсознание оказалось сильнее сознания и девушка, весело засмеявшись, протянула парню руку.

– Давай погуляем!

Молодые люди, держась за руки, побежали вниз к реке.

Совсем недавно выше по течению реки была построена плотина, направляющая воды в канал, проходящий вдоль склона горы над городом. Вода реки Чирчик, до этого уходящая в мутную Сыр-Дарью, теперь направлялась в Ташкентский оазис, использовалась для орошения хлопковых плантаций. Поэтому, несмотря на весеннюю пору, ложе реки оголилось крупной галькой, и лишь по самому стрежню протекал небольшой поток, который человек мог пройти всего лишь углубившись по пояс. Крикливые чайки что-то находили, видно, в больших и малых озерцах-останцах, и были недовольны вторжением людей на их охотничьи угодья. Немного постояв у воды, молодые люди повернули назад. Они шли не торопясь, - у девушки, которая работала санитаркой в больнице, был тоже свободный от работы день. Великолепная панорама гор не могла не привлечь их внимания, и Февзи рассказал, как они вдвоем с Олегом добрались до них, как лазали по склонам, спускались в сырые ущелья. Асият загорелась желанием увидеть все своими глазами, и молодые люди решили, что в ближайший свободный день совершат прогулку в горы. Девушка захотела, чтобы с ними пошел ее младший братишка, и Февзи не возражал.

Солнце приблизилось к закату, когда юноша и девушка расстались, договорившись встретиться через несколько дней и окончательно назначить время похода в горы. Февзи в приподнятом настроении отправился в гости в всегда приветливо его встречающую семью Мустафы из Алушты.

Начинались выпускные экзамены, и оказалось не так просто выбрать день для задуманного мероприятия. В конце концов, договорились, что отправятся в поход на следующий день после первого экзамена. К тому времени число желающих побывать в горах увеличилось на несколько человек, и кто-то предложил раздобыть палатки и отправиться с ночевкой. Это предложение было с энтузиазмом принято.

День первого экзамена в десятых классах был един по всей стране. В этот день все выпускники писали сочинение. Темы сочинений были одинаковы по всему огромному Советскому Союзу и в запечатанных конвертах рассылались по всем областям и районам, где были русскоязычные школы (а они были везде). В присутствии комиссии из работников Управления народного образования и представителей партийных организаций конверты с темами открывались за полчаса до начала экзаменов. За разглашение тем сочинений до того, как о них сообщали уже сидящим за партами десятиклассникам, грозили нешуточные кары. Но почти везде, за исключением какой-нибудь глухомани, ученики уже знали, какие темы сочинений им будут объявлены. Дело в том, что страна имела протяженность в девять часовых поясов. И когда в каком-нибудь городе на Камчатке темы сочинений учитель-словесник уже выводил мелом на доске, то в Москве еще было только одиннадцать часов вечера. Было достаточное число семей, откуда могли позвонить из Москвы или из Ташкента на Камчатку или чуть позже во Владивосток, чтобы узнать название литературных тем. Полученная информация мгновенно распространялась по всему братству "Утром Мы пишем Сочинение", и остаться в неведении о названиях завтрашних тем мог быть только тот, кто не хочет этого знать. Такие люди могли быть, но только как исключение.