«Голубые Орхидеи»
Шрифт:
Он сделал вид, что не расслышал. Головная боль разламывала виски. Он хотел только одного — остаться в полном одиночестве.
Орхидея быстро подошла к лифту и в нетерпении несколько раз нажала на верхнюю кнопку. Когда он наконец спустился, она бросилась вперед, чуть не столкнувшись с высоким мужчиной в вельветовом пиджаке и джинсах.
Это был брат Вэл, ей бросилось в глаза суровое выражение его лица.
— Михаил! — выдохнула она.
— Добрый вечер, мисс Ледерер, — пробормотал он и
Она открыла рот, пытаясь что-то сказать, чтобы привлечь его внимание, вернуть, но не смогла ничего произнести. С ней что-то не так. Каждый раз при виде его она теряла дар речи. Войдя в лифт, Орхидея нажала кнопку этажа Валентины.
— Михаил кажется таким задумчивым, — заметила Орхидея, пощипывая китайскую еду. Между сестрами ощущалась натянутость. Орхидея не сомневалась, что Валентина размышляла, что же привело ее сюда. — Он своего рода русский Хитклиф из «Грозового перевала», да?
— У него была трудная жизнь.
— КГБ, а?
— Что бы то ни было, ему нанесли тяжелые раны, и он еще не все рассказал мне. Что я могу сделать для тебя на этот раз?
— Я хочу, чтобы ты попросила Кита увеличить количество реплик. Ты же знаешь, в роли Сони их всего пятьдесят, то есть почти ничего.
— Но тогда нарушится равновесие инсценировки, — заметила Валентина. — Ты должна знать это лучше меня. Пьеса и так слишком длинная, и, видимо, придется что-то убирать.
Орхидея почувствовала, как на нее накатывается волна раздражения.
— Боже, Вэл… тебе что, нет до меня никакого дела?
— Конечно есть.
— Тогда поговори с Китом. Это не причинит тебе ни капли вреда. Поговори со своим любовником и скажи ему…
Валентина отпрянула:
— Не смей так говорить обо мне и Ките.
— А в чем дело? У вас с Китом великий, потрясший мир роман? Ну, если ты поинтересуешься моим мнением, я скажу, что вы ведете себя как пара вампиров, трахаясь напропалую, когда тело бедной Синтии еще не остыло в могиле!
Валентина проговорила сквозь зубы:
— По крайней мере, я не переспала с половиной мужского населения Северо-Американского континента и двумя третями распутных европейских принцев-плейбоев! По крайней мере, я не абсолютная, законченная, эгоистичная тварь, которой нет дела ни до кого, кроме себя!
— Разве это так? — учащенно дыша, воскликнула Орхидея. — Ну что ж, тогда позволь мне кое-что сообщить тебе, дорогуша. Если ты считаешь меня такой скверной, я открою тебе большой секрет. Я трахалась с Полом.
— Что?
— Спала с ним! Трахалась с ним! И сделала это за два дня до вашей свадьбы, милочка. Я сделала это потому, что ты поступила со мной тогда так же дерьмово, как и сейчас.
Валентина с изумлением смотрела на нее, наконец сказала:
— Уходи отсюда, Орхидея. Просто уходи. Мне придется общаться с тобой в театре по необходимости, но, что касается лично меня… между нами все кончено, у тебя мораль потаскухи.
— Ты же не всерьез?
— Дверь там, Орхидея. Выйди из нее и больше никогда не приходи ко мне со своими мерзкими просьбами об «одолжении».
Совершенно сбитая с толку, Орхидея встала и, спотыкаясь, побрела по гостиной.
— Пожалуйста, — начала она, остановившись у двери, — я действительно очень сожалею.
— Уходи, — взволнованно повторила Валентина, слова звучали с надрывом, — слишком поздно для сожалений.
Орхидея вернулась домой в отвратительном настроении. Она открыла набор из четырех замков и вошла в загроможденную вещами квартиру. Горничная убрала ее только три дня назад, но уже накопились груды сброшенного белья, сценариев и кипы бумаги.
Она вбежала в спальню и бросилась на незастеленную постель. Красные атласные простыни, казалось, насмехались над ней своей скользящей чувственностью. Орхидея перевернулась на спину, плечи ее сотрясались от рыданий.
На следующее утро Пичис после разговора по телефону с Валентиной, нахмурившись, повесила трубку и повернулась к мужу.
— Они снова поссорились, — сказала она Эдгару, который, растянувшись в постели, пил свой утренний кофе и читал воскресную газету.
— М-м-м, — промычал он.
— Раньше я думала, они ссорятся из-за одержимости Орхидеи стать звездой. А сейчас не знаю. Орхидея провоцирует Валентину, но иногда мне кажется, что Вэл тоже обостряет отношения. Возможно, они слишком зависели друг от друга, — размышляла вслух Пичис. — Может, все эти ссоры происходят оттого, что они взрослеют и становятся личностями.
— И вполне возможно, что я — Питер Пэн, — сказал Эдгар, шурша газетными листами. — Полагаю, сейчас ты опять намерена стать миротворцем. Просто оставь их в покое, хорошо? Они сами уладят свои ссоры.
— Да, к тому времени, когда им исполнится по пятьдесят, — вспыхнула она. — Я не хочу, чтобы так продолжалось еще лет двадцать. Это было бы ужасно. — Она протянула руку к телефону и набрала номер Орхидеи.
— Я не станумириться с ней, — огрызнулась Орхидея за ленчем в этот день.
— Я не прошу тебя помириться с ней. Просто… пойми, что у тебя есть собственные замечательные качества. — Пичис пустилась в двадцатиминутный диалог, перечисляя все достоинства Орхидеи, но, увидев холодные глаза дочери, поняла, что не достигла цели.