Гончая свора
Шрифт:
– Вы горесть благу – я ваше страданье! – кричу в простом наречии, крылами от теней, полов справляя одеянья.
Сковал их страх от частоты реченья, как сковывал он взявших след, терявшихся в пути. Погасли, будто свечи, факелы с фельветовым огнём. Им не сбежать. Теперь им не уйти!
Оковы спали – он свободен, но некуда бежать, с сестрой идти. Кляну нерасторопных слуг. Зал этот ни на что не годен! Развоплощаясь дымкой, я проношусь к служителям, тревожа бестелесную охрану: сбиваю с ног, валю, топчу и разделяю. Взлетаю к высоте под свод и вижу как в произносимом сне: тела средь запылённых статуй, крик и смерть. Так прошлого и настоящего земель этих страдающих замкнулась круговерть. Один властитель, среди прочих заметавшись, на пол упал – его с охотой истязаю. Не отвращаю зло я, как велел учитель, о
– Я должен был ему… – сказал напавший, пред тем как увели его навеки.
Как быстро всё произошло… – смыкаю оплывающие веки.
Вдруг оживившись, тело подхватив её, Жар бросился к барьеру-витражу и вскоре, копошенье миновав, он выскочил наружу. Охрана сплошь из миражей не бросилась во след. И в зале сей многострадальной множество свершилось бед. В пески им зарываться – та же смерть.
– Эйр! – последний раз зовёт, влезая за разбитый сад колонн, и от песчинок заслоняясь. – Эйр, кто подослал убийцу?! Кто знал?! Кто убоялся передачи знанья?!
Шепчу я тихо, но он слышит:
– Властолюбивые… Они – я знаю – наверняка боялись этого, боялись в ужасе, что правду ты узнаешь. Боялись, что тогда найдёшь и некогда мудрейшего отца, не мига не колеблясь, покараешь.
Отвечает, скорей в барханы удаляясь:
– И я его найду. Не понимал твоих надежд и в этом каюсь. Перед тобой всецело преклоняюсь, Эйр, и обещаю это зло я умертвить! От крови моей кровь осквернена. Я соберу всех, кто тебе был верен – уверен, и в это время тяжкое не будет им конца. Немыслимо, продуман до деталей план переменённого Нугхири: здесь девять составных и там четыре. Нельзя, чтоб этот некий ключ заполучив да Киртани, он снова ввысь поднялся – миры потребно оградить. Теперь я понимаю весь в грандиозности своей обман. Для них, столь мелких, Бог он. Он есть разгадка древних тайн, он смысл для них всего. В их вере и надеждах взошло от сотворения миров посеянное им зерно. Они любым его словам поверят, пред тем как ниспадут… Ну нет, тому не быть! За павшую сестру и за тебя клянусь сей заговор раскрыть и пакостным деяниям его скупой на радости конец скорее воплотить. Как и твердила ты: порядком высших сил начертано мне за свершеньем правосудия следить!
Хочу ответить Жару: "Ступай, моя любовь, к мирам далёким, армию веди и берегись". Но только и займусь, на плитах изгаляясь, одно, в видении пред смертью я твердить:
– Пробудись… Пробудись… Пробудись…
Глава 19
Перед его широко раскрывшимися глазами из-за подступившего давления возгорелись точки-звёзды. Дыхание Лиму, резко выгнувшемуся на локтях, вернулось настоящим рывком, как если бы на голову сначала надели, а потом сняли плотный полиэтиленовый пакет.
– Рмун… – позвал он.
Шкафчик не был открыт, но внешне был сильно покорёжен при падении. Могло статься недоброе.
Лим тяжко поднялся. Ноги и спина сильно болели, дёргали за нервные волокна, и костюм, оставшись лишь относительно целым, не очень-то помогал в подавлении мышечных чувств от увечий. Шлем-маска работала, но запахов внутрь не передавала – Лим решил, что к лучшему.
Он перестроил костюм в режим адаптации к большим нагрузкам, включил
– Рмун, что случилось? – увидел он через оптико-визуальный корректор скопления фотонных частиц. – Ты не ранена? Рмун, почему ты плачешь?
– У этого места такая чистая песня… Я никогда ничего подобного не ощущала. Святое Соату, Лим, она так чиста…
Её тело совершенно высохло и зашелушилось, белые пятна в глазах полностью закрыли зрачки и она очевидно бредила, находясь лишь в полусознании, но уже не сознавая происходящего.
– Хватайся вкруг шеи. Я понесу тебя на руках.
– Так чиста…
Северо-восточный подъём, как указали приборы, был насыщен примесями аммиака и кислорода больше других ходов и поэтому они направились именно туда. Высокий потолок пещеры порой осыпался камнем-другим, но Лим всегда вовремя успевал увернуться. Корректор высветил передаваемое изображение так хорошо, что заметны были даже блики на россыпи и грудах. Теперь, зная, что с Рмун ничего не случилось, он не спешил и двигался осторожно.
Подъём вскоре завершился и сменился волнистым спуском с выщербленными буераками. Проход постепенно сужался в размерах и шлем Лима часто тёрся об потолок. Через дакт, пройденный в этот спуск, ему пришлось передвигаться ползком, до тех пор пока ход не стал лазом, где мог пролезть только один за раз. С другой стороны свободного пространства было намного больше.
– Рмун, послушай меня внимательно. Я не могу пропустить тебя вперёд, так как не знаю, что ожидает впереди. Поэтому я пройду первым и потом проволоку тебя за руки. Вот, ложись на эти жилеты. – постелил он. – Как только дам сигнал – просунь руки навстречу.
Рмун кивнула, но было видно, что ещё не отошла от услышанной песни.
Он прополз с лёгкостью, прогибая лопатки, как учил его Кослу во время подготовки на орбитальной базе родного ортоса. Вставая и разгибаясь, Лим случайно зацепился о долеритовый шип, торчавший из стенки, и, не сразу сообразив, отдёрнулся от него, чересчур громко топнув. Эхо качнуло свод, окольцовывавший проход, будто кости морского чудища с Глан`Сура и с него посыпались камни. Лим успел заслонился от особенно крупного булыжника и в полёте разрезал тот напополам элетрорубилом, встроенным в левую руку. Тем не менее, включенная оптика начисто выгорела от взаимодействия с импульсом разряда. Он вновь ничего не видел. Свет обратился во тьму.
– Рмун, я готов. – наклонился он к лазу, отыскав его на ощупь. – Подай мне руки.
Она не ответила ему и не подала руки.
– Рмун? – Лим припал на живот, по пояс залез в лаз и поводил ладонью кругом. Её там не было. – Рмун! – приглушённо выкрикнул он, боясь, что на этот раз свод не выдержит.
Близко, совсем рядом к нему послышался скрежет. Скрежет, знакомый ему как никакой иной звук во вселенной.
Лим выскочил из лаза, перекрутился волчком, вскочил и встал в боевую стойку, раздвинув электрорубило подлиннее и установив максимум мощности подкачки. Переходящие искры синеватого цвета, струящиеся от прямоугольной направляющей, схожей видом с длинной линейкой, разрубали тьму много хуже чем тела врагов Клусса, но и этого Лиму оказалось достаточно, чтобы сложить картину их положения. Целый выводок элв пришёл сюда пировать и взял его в окружение полукругом, прижав к стенке долерита. Тонкие и цепкие ноги их тысячами сплетались меж друг другом, ряд стоял на нижнем ряду и всюду наблюдалось неустанное копошение.
– Рмун! – вновь крикнул он громче. – Рмун, ответь же мне!
Животные, выпуклые глаза-блюдца без радужек бесчувственно смотрели на него от бугорка над бритвенно-острыми жвалами, могущими перемолоть корабельные сплавы; смотрели на него и с их ног. Мышьяковая шёрстка у некоторых переливалась зеленоватыми линиями вибрисов, что были подлиннее – так Лим отличал солдат от основной массы землероек. Они копошились, шуршали и ему казалось, что это непрекращающееся трение заполонило все ходы, лазы и тоннели на этом мире. Рмун не ответила ему и, не стерпев собственных мыслей, вместо элв атаковавших его, Лим от отчаяния сделал выпад перед собой, взмахнув электрорубилом наискось.