Гончие Габриэля
Шрифт:
– И что ты намеревалась делать?
– Я не знаю, да и не об этом речь. Просто я чертовски разозлилась; ведь он мог меня дождаться! Как это похоже на него - всегда был эгоистом.
– Это уж точно, - согласился отец.– Но если ему надо было срочно повидать отца Бена, он не мог дожидаться тебя, ты согласна?
– Но зачем он ему понадобился? При чем тут отец Бена?! Если ему понадобился какой-то полезный контакт, то мог бы связаться с одним из наших людей в Бейруте.
Возникла небольшая пауза.
– Убежден, что на то у него были веские причины, - проговорил
– Разве что сегодня утром выдал несколько поспешных телефонных звонков. Не исключаю, что он мог вчера встретиться с кем-то, хотя мне он ничего не говорил.
– Понятно.
– А мне не надо созвониться с нашими людьми?
– Ну, если хочешь... Но в данный момент, пожалуй, будет Лучше, если нашими семейными делами займется Чарльз.
– Разумеется, глава семейства, большая шишка.
– Пожалуй, неплохой довод, - спокойно согласился отец.
– Ну что ж, ладно. И все же никак не пойму, к чему вся эта спешка, тем более, что эти его вчерашние темные намеки так и не оправдались...
– Ты передала мне все, о чем он написал в письме?
– Да.
– Что ж, в таком случае я посоветовал бы не особенно забивать себе голову подобными вещами. Похоже, мальчик прекрасно знает, что делает, а по одному пункту выразился вполне определенно.
– В смысле?
– В том смысле, дитя мое, что тебе не надо ничего предпринимать сгоряча только лишь потому, что ты имеешь на него зуб, - честно признался отец. Забудь о нем, отправляйся на прогулку, а вечерком позвони ему, спроси, каковы его планы? Но не вздумай в одиночку ехать во дворец... Кристи?
– Да, слушаю.
– Ты поняла, что я сказал?
– Поняла. Да ну тебя, папа, все вы, мужчины, одинаковы, по-прежнему живете в каменном веке. Я вполне способна позаботиться о себе и тебе это прекрасно известно. В конце концов, что здесь такого? Почему бы мне не поехать туда, если хочется?
– А тебе действительно хочется?
– Ну... нет.
– Так вот, постарайся вести себя не глупее, чем Господь сотворил тебя, - коротко произнес отец.– Как у тебя с деньгами?
– Порядок, спасибо. Но, пап, ты действительно не считаешь...
Вмешался мягкий монотонный голос телефонистки:
– Ваше время кончается. Желаете продлить разговор?
– Да, - сразу отреагировала я.
– Нет, - откорректировал меня отец.– А сейчас, дитя мое, иди и в ожидании Чарльза займись чем-нибудь. Насколько я понял, ничего страшного пока не произошло. И все же я предпочел бы, чтобы ты держалась поближе к Чарльзу, вот и все. У него достаточно чувства здравого смысла.
– А я считаю его избалованным чудовищем, которое всегда жило исключительно ради собственного удовольствия.
– Пожалуй, именно это я и называю чувством здравого смысла.
– А у меня его нет?
– Ну что ты, дитя мое, у тебя, как и у твоей матери, его отродясь не было.
– Что ж, и на том спасибо, - ядовито проговорила я, он в ответ рассмеялся и повесил трубку.
Как ни абсурдно это покажется, но после разговора с отцом я почувствовала облегчение и
***
Мне с самого начала хотелось в одиночку и не спеша побродить по Бейруту, а потому и вправДу полнейшим идиотизмом было бы сердиться на то, что у меня наконец появилась такая возможность. Кроме того, во второй половине дня мне действительно нечем было заняться. В общем, я отправилась на прогулку.
Грязные и переполненные людьми, бейрутские базары выглядели не менее впечатляюще, чем универмаги Вулворта. Несмотря на то, что мое временное пребывание в Дар-Ибрагиме и вся полученная ранее информация о Бейруте настроили меня на ожидание чего-то романтичного и волнующего, я была вынуждена признать: ничего подобного не произошло, если не считать того, что я случайно ступила в кучу тухлой рыбы и напрочь испортила сандалию. Когда же я поинтересовалась, как называется "тот самый экзотический голубенький порошок", имея в виду гашиш или опий-сырец, мне посоветовали поискать "Омо" <Марка широко распространенного стирального порошка голубого цвета.>.
Лучше всех оказался золотой сук. Мне ужасно приглянулись бусы из крупной бирюзы, и я чуть было не уподобилась Халиде - столь очаровательными и одновременно дешевыми мне показались тоненькие золотые браслеты, сотнями позвякивающие и поблескивающие на тянувшихся вдоль витрин перекладинах. Однако я все же устояла перед соблазном и наконец выбралась оттуда, перейдя на площадь Мучеников, где из всех достопримечательностей нашла лишь продававшиеся повсюду трубочки с мороженым и четки из голубой бирюзы с золоченой кисточкой - как раз для машины Чарльза. С некоторым запозданием я вспомнила про то, что чертовски сердита на него и что чем скорее дурной глаз настигнет его, тем лучше, и что вообще было бы прекрасно, если бы он навсегда скрылся с глаз моих.
Смеркалось, близился вечер. Пожалуй, кузен уже добрался до Дамаска и, наверное, позвонил... Я быстро заскочила в одно из проезжавших мимо такси и вскоре оказалась в нескольких метрах от отеля.
Первым, кого я увидела, был Хамид, который, грациозно облокотившись о стойку, разговаривал с портье. На сей раз это был уже другой клерк. Хамид широко улыбнулся мне через вестибюль, что-то сказал своему собеседнику, и не успела я еще подойти к ним, как портье заглянул в мою ячейку и покачал головой. Ни письма, ни записки не было.
Видимо, выражение моего лица было достаточно красноречивым, потому что Хамид быстро спросил:
– Вы ждете важных вестей?
– Только от кузена. После вчерашней ночи я его так и не видела.
– О... Его не было здесь, когда мы приехали сегодня утром?
– Он уже уехал в Дамаск.
– В Дамаск?
Я кивнула:
– Когда я приехала, меня ждало письмо. Ему пришлось рано уехать. Я надеялась, что он уже добрался и позвонил... Да?
Это было адресовано уже портье, который только что ответил на вопрос какого-то грустного арабского джентльмена в красном тарбуше и теперь переключил свое внимание на меня.