Гончие Габриэля

Стюарт Мэри

Похоже, его остановили надолго, и сейчас он стоял у шлагбаума ливанского пограничного пункта. Пассажиры вышли и покорно ждали, пока проверят их бумаги. На всех лицах застыло обреченное выражение, как у людей, приготовившихся прождать целый день. Нетрудно было понять почему: на крыше автобуса, походившего сейчас на транспорт с беженцами или грузовик перебирающихся на другое место жительства людей, был навален едва ли не весь домашний скарб каждого из пассажиров. Автобус был перегружен всевозможными креслами, матрасами, среди которых виднелись какие-то половики, узлы с одеждой, грязные полотняные мешки с некогда проставленными на них клеймами "Эр Франс" или БОАК и плетеные корзины с

сидящими в них несчастными на вид курами.

– И все это будет тщательно проверено, - пояснил Хамид.

– Ради каких-то нескольких пакетиков порошка?
– воскликнула я.
– Не может быть!

Он рассмеялся:

– Именно так. Иногда это не просто несколько пакетиков. Существуют сотни способов упаковки и переправки гашиша. На прошлой неделе задержали человека - он назвался сапожником, - так вот среди прочих вещей при нем был большой чемодан, доверху набитый кожаными подметками. На самом деле это оказался гашиш, растертый до мельчайшей пудры, а потом спрессованный в форме подметки. Иногда ему придают вид резины, варенья или овечьего навоза.

– Что ж, - кивнула я, - действительно стоит присмотреться к человеку, который везет через границу полный чемодан овечьего навоза.

– Совершенно верно, - мрачно согласился Хамид.
– Ну что ж, схожу, попробую объяснить им эту историю с групповым паспортом. Здесь подождете?

– Если не возражаете, то я пойду сама и попробую поговорить с ними. Там кто-нибудь говорит по-английски?

– Сомневаюсь, но я переведу.

Комната в служебном бараке была совсем маленькой, наполненной раскаленным воздухом и коренастыми мужчинами с оливкового цвета кожей, причем все они разговаривали одновременно. Едва мы вошли, гомон стих и сидевший за столом человек в форме - такой же коренастый и оливковокожий поднял на нас полный отчаяния взгляд, одновременно качая головой.

Я стала говорить, Хамид переводил, офицер, насколько мог, слушал, а снаружи продолжали подкатывать все новые и новые машины; их водители проталкивались к столу, размахивая лохматыми, как собачьи уши ^ пачками бумаг. Лежавшие на столе папки раскалились от жары, а висевшая в воздухе смесь запахов пота, чернил и турецкого табака казалась почти осязаемой.

Все оказалось бесполезно. Офицер был вежлив, но тверд. Он понимающе кивал, даже выразил мне сочувствие, но дальше этого не пошел. Все выглядело совсем просто: в моем паспорте недоставало штампа о въезде - как же он может оформить мне выезд? Он, конечно, сожалеет, но ничего нельзя поделать, таковы инструкции. Он очень сожалеет, но закон есть закон.

Было заметно, что он не стремился чинить лишних препятствий; более того, даже в столь напряженной обстановке старался держаться подчеркнуто вежливо. Наконец, я сдалась и, чувствуя, что нервы мои сейчас перегорят от невыносимой жары, поблагодарила его и стала пробираться к выходу.

После потной духоты барака жаркий воздух снаружи казался почти освежающим. Я побрела к машине, думая на ходу, что ж теперь делать. Разумеется, возвращаться, иного выхода не оставалось; надо было хоть как-то спасать остаток дня и попросить Хамида свозить меня куда-нибудь. Может, в Баальбек?.. Я уже была там с группой, но тогда все получилось как-то скомкано; поэтому, если мы не спеша проедем по долине Бекаа, еще раз осмотрим Баальбек, а потом через горы вернемся в Бейрут... По приезде можно будет позвонить Бену - особой спешки с этим не было - и объяснить ему, что случилось. Жаль, конечно, даже более того, однако теперь это уже не имело никакого значения.

Впрочем, как выяснилось, имело.

Я встретилась с Хамидом глазами и неожиданно сказала:

– Я знаю, что, наверное,

увижусь с ним завтра, но мне хотелось сегодня, сейчас, как можно скорее. Не спрашивайте почему, все равно не скажу, не смогу объяснить, но...
– я подняла плечи и совсем не по-английски раскинула руки, тогда как для любого араба подобный жест являлся в порядке вещей.

– Вы опасаетесь, что он попал в беду?
– быстро спросил Хамид.

– О нет, нет, ничего подобного. Ну что с ним может случиться? Говорю же, что не смогу объяснить. В общем, раз не можем проехать, значит не можем, и ничего тут не попишешь, правильно? Надо возвращаться, а из отеля я сразу же позвоню в Дамаск. Спасибо за ваше долготерпение. Не знаю, Хамид, как и благодарить вас за все, что вы для меня делаете. О, Боже, подождите-ка... Совсем забыла! Вы уже договорились насчет пассажиров на обратный путь из Дамаска? Что же будет, если вы туда вовремя не доберетесь?

– Это неважно. Я в любом случае не собирался возвращаться раньше завтрашнего дня. Позвоню им, кто-нибудь другой возьмет.
– Он распахнул передо мной дверцу машины.
– Не тревожьтесь на этот счет. Сегодняшний день ваш. Куда бы я мог еще вас свозить? Баальбек вы уже видели?

Я заколебалась:

– Наверное, в Хомс ехать уже поздно?

– В общем-то нет, но там ведь тоже есть пограничный пункт.

– Вот ведь черт, действительно. Да, влипли так влипли... Что ж, если вам и в самом деле необязательно ехать в Дамаск, то я бы с удовольствием еще раз осмотрела Баальбек, на сей раз уже в одиночку и не спеша.

Когда я садилась в машину, меня посетила еще одна мысль:

– Знаете, мне кажется, я надолго запомню этот день. В самом деле, что будет, когда я вознамерюсь окончательно покинуть эту страну, чтобы вернуться в Лондон? Мне придется снова получать визу или сходить к консулу и разобраться с этим проклятым въездным штампом, или еще что-нибудь сделать? Ведь если возникнут проблемы, то это потребует времени. Лучше уж заранее все оформить.

– Пожалуй, вы правы, хотя и не уверен, что это заинтересует вашего консула. Лучше, пожалуй, сходить к шефу "сюрте" <От французского - "служба безопасности".> в Бейруте и получить новую визу. Подождите минутку, я схожу и уточню у офицера, что нам надо сделать. Как знать, может это и не займет много времени. Не исключено, что мы успеем вернуться и уже к полуночи будем в Дамаске.

Я даже не предполагала, с какой радостью и облегчением восприму подобную новость:

– О, это было бы чудесно! Да и вы смогли бы взять своих пассажиров на обратный путь. Огромное вам спасибо за идею, Хамид. Вы чудесный человек!

– Ради такой улыбки я согласился бы стать даже отвратительным человеком. Повезло вашему кузену.

Он скрылся в бараке.

Машина сейчас походила на раскаленную печь, поэтому я предпочла подождать его на воздухе. Автобус с надписью "Баальбек" на борту был наконец разгружен, рядом с ним в пыли лежал грязный багаж, в котором копались потные, угрюмые таможенники. Поблизости болтались пассажиры: кто глазел, кто покуривал, кто плевался. Двое парней подошли и уставились на меня.

Я посмотрела в сторону служебных помещений. Через открытую дверь мне была видна гомонящая масса, скопившаяся у стойки таможенников. Похоже, Хамид задерживался. Я отошла от машины и снова стала взбираться по склону.

На сей раз я решила подняться выше, подальше от пыли и автомобильных выхлопов, но не выпуская из виду нашей стоявшей внизу машины. Дорога здесь проходила как бы в узеньком ущелье, и едва я взобралась на холм, как сразу же почувствовала, что воздух заметно посвежел, а под ногами мягко пружинят трава и цветы.