Good Again

titania522

— Привет, — прошептала я.

Тряпка, которую он держал в руках, упала на пол, и он даже не думая ее поднимать, оказался возле меня в три прыжка. Не говоря ни слова, он заключил меня в тесные объятья, уткнувшись носом туда, где моя шея плавно перетекала в плечо. Он долго сжимал меня, потом отпрянул, чтобы взглянуть на меня, провел пальцами по моему лицу, по волосам, как будто пытался убедиться, что я настоящая, и в конце концов прислонил свой лоб к моему.

Он весь дрожал, будто борясь с собой.

— Ты правда вернулась? — спросил он.

Я лишь кивнула, наслаждаясь ощущением его рук на своем теле. Казалось, прошла целая вечность с тех пор. Как он меня касался.

—

Прости. Я знаю, что ты не выносишь, когда я тебя бросаю, — прошептала я

Пит взял меня обеими ладонями за лицо, чтобы заглянуть мне прямо в глаза.

— Это не одно и тоже. Когда ты тоскуешь по Прим, когда не можешь встать с постели, это все равно что приступ для меня. Ты не можешь этому противостоять. Я просто рад, что ты вернулась, — он снова оглядел меня с головы до пят, пожирая взглядом. — Я скучал по тебе, прошептал он, будто завороженный.

Тряхнув головой, он снова взял себя руки.

— Ты голодна?

— Ужасно, на самом деле, — я маковой росинки в рот не брала несколько дней, даже не ощущая голода, и мой пустой желудок вдруг судорожно сжался. Я была больше чем голодна. Взяв меня за руку, Пит усадил меня за стол. Я ничего не делала много дней, но чувствовала себя так, как будто камни ворочала, без сна и отдыха. Он быстро перемещался по кухне, разогревал еду. Я попыталась встать и ему помочь, но он снова усадил меня на место.

— Позволь мне о тебе позаботиться, — сказал он как отрезал. И скоро передо мной уже стояли теплые сырные булочки, и нежные ребрышки, которые, казалось, вот-вот сползут с кости, вареный красноватый картофель с оливковым маслом и петрушкой, и, наконец, клубничный компот, которым Пит велел мне запивать мясное блюдо. И вот у меня на языке все уже пело от дивного вкуса, столь изысканного, что даже не стала трогать свои обожаемые булочки.

– Пит, это самая вкусная вещь, какую мне доводилось есть в жизни! — воскликнула я.

— Я приготовил это в надежде, что ты будешь в состоянии поесть. Я бы что угодно приготовил, лишь бы ты снова стала есть, — он глотнул воздуха, когда говорил последнюю фразу и отвернулся под предлогом налить воды, прежде чем снова сесть.

Я замерла, осознав наконец, что он не просто скучал по мне, а был, видно, просто в ужасе оттого, что я так много дней отказывалась от еды. Меня накрыло ужасное чувство вины, и я встала, чтобы забраться к нему на колени, обхватить его обеими руками.

— Мне не хотелось тебя пугать. Прости, — я притянула его к себе, а он положил голову мне на грудь. До меня вдруг дошло, что Пит никогда прежде не видел меня в таком состоянии, и не представляет себе до какой степени сплин может парализовать меня, лишить всякой возможности двигаться. Его присутствие удерживало меня от того, чтобы я снова впала в этот ужасный ступор, но приближение годовщины смерти моей сестры и переживания нескольких последних дней все же смогли меня подкосить.

— Скоро год как ее нет. Вот уж не думала, что доживу до этого, и буду так страдать, — я чувствовала, что мое сердце забилось, когда пальцы коснулись спускового крючка, который снова мог меня напрочь вырубить. — Я была точно такой же с самого первого дня по возвращении из Капитолия. А до того, пока меня судили, я пыталась уморить себя голодом, — по его телу снова пробежала дрожь, когда он бросил на меня взгляд, исполненный паники. — Но сейчас я не пыталась умереть от голода, честное слово. Просто не могла есть. Сальная Сэй умудрялась меня кормить с ложечки, но порой и ей не удавалось впихнуть в меня ничего кроме пары глотков воды. Прошу, не думай, что это ты в чем-то виноват.

Он потрогал меня за талию, а потом придвинул ко мне тарелку.

– Так, пожалуйста, поешь. Ради меня. Ты тощая,

как птичка, — умолял он.

Я смаковала каждый кусочек упругого вареного картофеля, нежного мяса и густой сладкой глазури. Мы принялись кормить друг друга, но я повела себя как жадина, особенно когда пришла очередь сырных булочек, я буквально вылизала тарелку. Пит излучал удовлетворение, следя за тем, как я ем, а когда я облизала его пальцы, перемазанные сладкой массой, он явно весь так и вспыхнул, как уголь в костре, несмотря на все свое самообладание. Мы тихо перебрались в тепло у горящего камина, с бокалами охлажденного вина в руках, и я прикорнула возле Пита, отдаваясь теплу очага и легкому опьянению омыть меня.

Остатки тягучей печали все еще плескались у меня в животе, как грязные лужи после большой грозы. В таком состоянии, даже еще под действием вина, я чувствовала что еле-еле двигаюсь, и все члены мои отяжелели, хотя я уже не была скована горем как раньше. Сидя у огня, я чувствовала, что вот-вот растекусь по полу как горячая карамель. Пит сидел рядом молча, приобнимая меня за плечи, его щека касалась моих волос. Я же была все еще эмоционально нестабильна, и отблески пламени рождали немотивированное, но сильное желание плакать. Повернувшись к Питу, я легонько поцеловала его подбородок, и он закрыл от этого глаза и улыбнулся краешками губ. Что-то в том, как он воспринял мой поцелуй, не ожидая ничего большего, вскружило мне голову, и я поцеловала его снова, на этот раз поближе к шее. Все свои чувства я сосредоточила на ощущении его небольшой щетины, касавшейся моих губ, на запахах нашей еды на его коже. Я распознала аромат малины, и лизнула его подбородок, чтобы понять — сладкий ли он на вкус.

Его рука у меня на плече напряглась, он притянул меня ближе, но явно все еще выжидал. И тугой узел в меня в животе вдруг стал еще туже, тягучая жижа печали уступила место острой потребности, что исходила из самой сердцевины моего женского естества. Я изголодалась не только по обычной пище и питью, иной голод тоже рос во мне, и я уже дрожала от его призыва. И я потянулась, развернула его к себе и поцеловала так, как будто делала это впервые в жизни, мои губы стыдливо изучали знакомый ландшафт его рта. Он ответил мне с нежным напором и от него мои губы разомкнулись, и я наконец уловила тот самый вкус малинового пирожного, который привлек меня чуть раньше. Он тоже приоткрыл губы, и я изучила языком внутреннюю поверхность его рта. Очередная волна дрожи прошла по его телу. И он задохнулся, когда я поймала губами его нижнюю губу и нежно ее стиснула, и стала посасывать. А потом уже и он, чуть повернув голову, скользнул языком ко мне в рот и ответил мне таким же долгим, изучающим поцелуем.

Мои пальцы зарылись в его шевелюру — теперь, зимой, она не выгорала на солнце и стала цвета тусклого золота — я призывно тянула его к себе. Наши поцелуи становились все настойчивее, не осталось никаких мыслей — одни острые ощущения — и вскоре Пит оказался на мне сверху, а моя голова лежала уже на одной из диванных подушек. Я приветствовала его твердый, но все же нежный натиск, его губы на моих губах. Руки скользили по моим бокам, забрались ниже и подхватили меня под ягодицы, теснее прижали меня к нему. И я раздвинула ноги, радостно встречая его набухшую под одеждой плоть, когда он прижался ко мне бедрами. Наши прежние колебания были забыты, их сменил взыскательный призыв завершить начатое, и мы стали судорожно раздеваться, срывая с себя покровы ткани, пока я со вздохом удовлетворения не ощутила мягкие волоски на его груди своими сосками. Его живот прижался к моему, а ноги я обвила вокруг его талии. От ощущения, что его эрекция трется о мое сокровенное место, я стала еще мокрее и простонала его имя.