Good Again
Шрифт:
— Отдыхай. Я пока схожу вниз…
— Нет, — отреагировал я мягко, но настойчиво. — Не уходи. Побудь со мной, — и забрался рукой под ее теплую рубашку туда, где выступала идеально круглая грудь.
Она сверкнула на меня глазами, и я прочел в них глубинное понимание.
— Всегда, — ответила она, позволяя крепче себя обнять.
***
Голос Доктора Аврелия — мягкий, спокойный — так хорошо был слышен по громкой связи, которую мы включили в мастерской, как будто бы он был прямо здесь, с нами. Китнисс беспрестанно ерзала на своем месте рядом со мной, хотя
— Очень приятно поговорить сразу с вами обоими. Китнисс, я обсуждал с Питом то, как протекал у тебя последний эпизод, и я бы хотел сперва поговорить с тобой. Как ты себя чувствуешь? — начал он доброжелательно.
— Мне лучше, — тихо ответила она.
— Ну, это, определенно, хорошо. Тебе удалось поспать прошлой ночью? — и мы услышали шелест перебираемых бумаг на столе. Я взглянул на нее и заметил, как зарделись ее щеки, и сам не удержался от улыбки, припоминая, до чего же я был прошлой ночью жадным.
— Хм, ну, никаких проблем, — она застенчиво взглянула на меня.
— Очень хорошо. Пит, как бы ты описал свое нынешнее ментальное состояние?
Я вдруг занервничал оттого, что при этом моем разговоре с врачом присутствовала Китнисс. Обычно я вел себя с ним очень открыто и ничего не скрывал. Но раз уж она сидела рядом, а говорил я о ней, мне приходилось тщательно взвешивать каждое свое слово.
— Сегодня был странный день. По правде говоря, я то и дело пытался понять, где же я нахожусь, — я взглянул на Китнисс, которая явно напряглась от этих моих слов. — Как будто бы я отсутствовал очень долго, а сейчас вернулся к нормальной жизни. Я просто был сбит с толку.
Доктор Аврелий помолчал, как будто обдумывал сказанное мной.
— У тебя был сегодня приступ?
— Почти… ну, да, был. Я просто применил кое-что из методов, которые мы обсуждали, и в итоге просто заснул, — я опустил глаза, а Китнисс сжала мою ладонь.
— Вообще-то это нормально, что после сильного стресса ты становишься более уязвим для своих ложных воспоминаний. Даже у людей, которые не прошли через то, с чем пришлось столкнуться тебе, в стрессовом состоянии наблюдается резкое повышение уровня кортизона и адреналина в крови. А после того, как стресс проходит и уровень адреналина снижается, кортизон все еще остается в крови, и со временем оказывает разрушительное воздействие на нервную систему. Прибавь к этому воздействие яда ос-убийц и твою повышенную чувствительность к стрессу. Ничего удивительного, что у тебя случился приступ.
Китнисс сидела рядом со мной с убитым видом.
– Эй, — я взял ее за руку. — Разве у меня не было приступов прежде? Ничего нового, правда?
Она коротко покачала головой, и на ее лице отразилось недюжинная внутренняя борьба. И лишь тогда я понял, что она пытается не расплакаться. Я тут же притянул ее напряженное тело к себе.
— Что такое?
Она
— Китнисс, ты сейчас в безопасности, с людьми, которые желают тебе лишь добра. Тебе не нужно смущаться, стыдиться проявления своих чувств, даже если они негативные.
Она пробормотала что-то, что я даже я не смог толком разобрать.
— Я не понимаю тебя, Китнисс. Поговори со мной, прошу тебя, — прошептал я.
— Это все моя вина. И что я делаю — неважно… — и по ее щеке скатилась огромная слеза.
— Нет. Не говори так… это неправда, — я обнял ее за плечи, прижал к себе.
— Китнисс, мы уже обсуждали твое чувство вины. Не находишь ли ты, что и в этом случае берешь на себя больше персональной ответственности, чем того требует ситуация? — задал вопрос Доктор Аврелий.
— Возможно, — она громко задышала через нос, вот же упрямая!
— Почему? — бросил он пробный камень.
— Потому что не я виновата в приступах Пита. В этом виноват только Сноу, — отвечала она механически, как ученица, дающая тот ответ, который хотел бы слышать от нее учитель.
— Ты искренне так считаешь? — произнес Доктор Аврелий с легким смешком.
Уголки ее губ слегка поползли вверх.
— Не очень. То есть, я знаю, что все эти слова — правда, но ничего не могу поделать со своими ощущениями.
— На самом деле, ты можешь кое-что сделать со своими ощущениями. Мы это уже обсуждали, — Доктор тяжело вздохнул. — Вам обоим очень важно пристально следить за тем, что вы ощущаете и даже это документировать. По мере изложения негативной информации о себе возможно новые приступы депрессии. Но мы можем переписать историю вашей жизни, отделив правду от домыслов и лжи. Пит, ты уже делаешь это через свои картины. И наши более счастливые, более реалистичные картины бытия в итоге и сами станут реальностью, и вы так излечитесь. Мы Ненастоящие, пока вы сами за них не взялись» — так они это называют, — и он усмехнулся своим словам.
Китнисс выпрямилась и взглянула на меня.
— Я сделала сегодня кое-что важное.
— Что же, скажи мне, — я улыбнулся резкой перемене ее настроения.
Голос Доктора Аврелия тоже казался удивленным.
— Да, скажи же нам.
— Сегодня на охоте я подстрелила оленя. И я все никак не могла перестать думать о детях-сиротах из приюта, которых видела перед тем, как это все со мной случилось. Так что вымыла мясо и отнесла им. Пожертвование. Я пожертвовала им мясо, — она запнулась.
Меня переполнила гордость за нее. Пока я не знал куда себя деть и хныкал, как ребенок, она пошла и позаботилась о сиротах. Я лишь покачал головой.
— Ты меня просто поражаешь.
Доктор Аврелий тоже не скрывал потрясения.
— Ты хочешь, сказать, отнесла в детский дом? Но это же чудесно, Китнисс!
— Прямо перед тем, как впасть в депрессию, она говорила мне об этом приюте, — вставил свое слово я.
— Спасибо, Пит. Так что же ты чувствовала, когда принесла мясо в детский дом?