Гордость и страсть
Шрифт:
Ты бы не умерла за него.
И она почувствовала, как подкатывают к глазам горячие и жалящие слезы. Закусив губу, с пальцами, плотно прижатыми к оконному стеклу, словно это могло как-то помочь удержать слезы, она вспоминала о том, что расплакалась сегодня.
Но это не было срывом или проявлением злости. Здесь крылось что-то совсем иное, размышления о себе самой, осознание себя. В такие моменты человек заглядывает в душу и вдруг понимает, насколько ужасен в заботе о своих желаниях.
О боже! Во что же она позволила себе
Сдавленные рыдания рвались из горла, требуя высвобождения. В этот момент дверь в комнату открылась. Детский визг и плач прорвались снаружи вместе с вошедшей молодой женщиной, несущей ведерко с углем.
— Прошу прощения, ваша светлость, но его светлость приказал мне принести угля и разжечь для вас огонь.
Волосы женщины прилипли к шее, мокрые от растаявшего снега, хрупкие пальцы покраснели от холода. Она вся дрожала, но, сделав реверанс, тут же бросилась к очагу. Через считаные секунды огонь заревел в камине. Роузи удовлетворенно вздохнула, вытянувшись перед волной тепла, а ребенок тем временем продолжал плакать где-то в доме.
— Принести теплой воды для умывания, ваша светлость, или, может быть, чаю?
Эта бедная девушка так замерзла, но должна обслуживать женщину, одетую в теплый бархат и шерсть, в дюжине нижних юбок и теплых меховых сапожках.
— Нет, постойте. Отогрейтесь у огня.
Глаза девушки округлились, она бросила быстрый взгляд через приоткрытую дверь в холл, откуда раздавались неистовые вопли ребенка.
— Я не могу остаться, — смущаясь, сказала она. — Гостиница сейчас переполнена, мне нужно спешить на кухню готовить обед.
— Абигайль, — загремел где-то внизу голос. — Где же эта девчонка?
Служанка нервно взглянула на Люси и сделала реверанс:
— Если это все, что желает ваша светлость?..
— Абби, да уйми же ты, наконец, этого чертова ребенка и отправляйся на кухню!
Служанка бросилась мимо нее, но Люси, протянув руку, приостановила Абигайль:
— Это ваш ребенок?
Вздрогнув, девушка кивнула.
— Мне бы лучше успокоить ее, она хочет, чтобы ее все время держали на руках, потому что режутся зубки. Я перенесу ее в другую часть гостиницы, она не побеспокоит господ.
— Абби! — снова заорал хозяин, заставив ее броситься к двери.
— Принесите ребенка ко мне, — предложила Люси. — Я пригляжу, пока вы будете выполнять свою работу.
— Ваша милость, о, я не могу…
— Вы будете заниматься готовкой, скоро придут изголодавшиеся мужчины. Включая моего мужа.
До чего же странно звучит «мой муж»!
— Идите и принесите ребенка.
Звук тяжелых шагов поднимающегося по лестнице человека живо заставил горничную действовать. Через несколько секунд она уже вернулась с краснощеким и заплаканным малышом, завернутым в старое одеяльце.
— Мои родители держат эту гостиницу. Как только я немножко справлюсь с основными делами, сразу же вернусь за ней. Я всего на минутку, —
Глянув на толстощекого малыша, который устроился у нее на руках, Люси не смогла сдержать улыбки:
— Так, значит, это у нас девочка? И как же ее имя?
— Фиона, ваша светлость.
— Ну, Фиона, — сказала она, покачивая девочку на руках. — Давай-ка мы посмотрим на бурю. Ты когда-нибудь видела такой снег? — тихо проговорила она, обращаясь к ребенку и подходя к окну. — Нет, думаю, тебе еще не приходилось. Ведь тебе еще, наверное, полгодика, правда?
Люси обнимала ребенка, чувствуя, как он успокаивается. Потом они вместе постояли у огня, и вскоре маленькая Фиона уснула. Люси все смотрела на нее. Ей тоже хотелось бы ребенка, но не из долга, а по любви. Хотелось, чтобы отец любил дитя, независимо от того, девочка это будет или мальчик. Такой смысл она вкладывала в понятие семьи, дома и сердечности.
Она могла бы найти это с Сассексом. Ей нужно только выбрать правильную дорогу.
Адриан замер, войдя в комнату и увидев спящую Люси, нежно обхватившую руками малыша. Что за чертовщина?
Он оглядел комнату, но больше никого не обнаружил. Ребенок зашевелился. Адриан приблизился к кровати, вглядываясь в лицо жены, прижимающей к груди дитя. Какое зрелище. То, что он хотел бы видеть больше всего на свете, когда у них родится свой ребенок.
— Люси, любимая, — шепотом позвал он, и она сразу же проснулась, не переставая бережно прижимать к себе девочку.
— Ты промок до костей, — прошептала она. — У тебя лед в волосах.
— Да. Я посижу у огня, а вы поспите. Что это ты такое здесь нашла? — с улыбкой спросил он, глядя на потягивающуюся малышку.
— Это Фиона, и у нее режутся зубки. Она очень капризничала, и я забрала ее у матери, которая понадобилась внизу.
— А, понятно. Может, мне ее взять, пока ты поспишь?
— О нет, конечно же нет. Я чувствую себя намного лучше. Вот, помоги мне встать, чтобы я смогла приготовить сухую одежду. Думаю, твой камердинер разместился в другой гостинице по ту сторону дороги.
— Да, но, Люси… — возразил он, пытаясь успокоить. — Тебе не нужно беспокоиться обо мне. Я могу позаботиться о себе сам.
Так было все время, сколько он себя помнил.
Их прервал стук в дверь.
— Войдите, — позвала Люси и увидела Абигайль.
— О, ваша светлость, извините. Вот только позвольте мне…
— Не за что извиняться, Абигайль. Ребенок чувствует себя хорошо, а мы, как молодожены, любовались на нее, гадая, когда наступит наша очередь получить такое же прелестное дитя.
Их взгляды встретились, Люси, покраснев, отвела глаза. Как бы ей хотелось носить ребенка.
— Ну, они просто очаровательные, но только не тогда, когда начинают резаться зубки.