Гордость и страсть
Шрифт:
— Что вы знаете о том, что значит жить, рисковать? У вас нет ни понимания, ни представления об этом, ваша жизнь всегда была упорядоченной, удаленной от страстей и управляемой. Вы не можете ничего прибавить к вашему титулу, — съязвила она, стараясь его зацепить, вызвать вспышку, которая растопит этот холод во взгляде.
Когда он остался спокоен и не принял вызов, Люси вскочила с дивана и шагнула ему навстречу. Все в ней дышало злостью, заставляя действовать безрассудно и разрушительно. Но она пыталась подавить в себе этот порыв, с самого детства она приучала себя не обращать внимания на боль, переносить душевные страдания в надежде
— Вам недоступна даже мысль о том, что можно рискнуть всем ради счастья. — Она сделала шаг вперед, потом еще один, не обращая внимания ни на то, как трепещет ее тело, ни на то, как подрагивает нижняя губа, а глаза обжигают слезы. Одна слезинка уже скатилась по щеке, она почувствовала ее вкус, вкус горечи от предательства и боли, сосущей сердце тоски и отчаяния, которые переполнили каждую клеточку ее существа. Еще один провал, печальное доказательство тому, как легко разрушаются хрупкие надежды и мечты одним небрежным эгоистичным решением отца и герцога. — Что вы можете знать? — воскликнула она, приближаясь еще на шаг, пока ее отсвечивающее золотом платье не соприкоснулось с его одеждой. Пришлось поднять голову, чтобы взглянуть ему в лицо. — Что, будь вы трижды прокляты, Сассекс, можете знать о том, как рискуют всем ради одной только вещи, которая для вас важнее всего на свете?
Секунды текли, слышно было лишь, как тикают часы на каминной полке. Казалось, воздух между ними наэлектризовался и потрескивает, когда Сассекс опустил взгляд на ее лицо, скользнув по следам слез, по губам, где задержался надолго, лишив Люси дыхания.
— Что я могу знать о риске? — тихо произнес он мелодичным чувственным голосом, соблазнительным и манящим. — Что я знаю? — повторил он на этот раз более печально и интригующе, подступая ближе, так что жар его тела и запах одеколона окутали ее. — Я хорошо знаю, что такое риск, — сказал он, и Люси услышала шуршание шелка своих юбок, обвивших его ноги, когда он шагнул ближе. — Я испытал это.
— Вы никогда бы не поддались ему, — возразила она.
— О, я уже это сделал. Пошел на самый большой риск, который только выпадал мне в жизни, ради одной-единственной вещи, которой я хочу больше всего.
Он прижал ее к стене, мрамор колонны холодно и твердо удерживал ее плечи.
— На самый большой риск в своей жизни я пошел сегодня, когда назвал вас своей женой, поклялся любить и защищать, хранить верность. Когда поклялся почитать ваше тело своим.
Как бы утверждая это, он еще сильнее прижимал ее к стене, чувственно напоминая о том, что должно произойти между ними. Еще одно движение, снова запах его кожи, волос, пьянящий мускусный аромат. Этот призывный шепот напоминания согрел кожу, сделав ее чувствительной, груди напряглись и заострились, тело, казалось, слабеет и тает от желания под его нежным и страстным давлением.
Большой и сильный, он обнял ее, словно вбирая в себя хрупкую фигурку. Именно по этой причине она невольно схватилась за лацканы пиджака, чувствуя, как его рука обвилась вокруг ее талии.
— Сегодня я попробовал вкус риска, сделав вас женой, зная, что, возможно, вы никогда не сможете разделить
Рука, горячая и сильная, поглаживая, заскользила вверх, кончик указательного пальца остановился у груди. Их взгляды не отрывались друг от друга, она почувствовала необъяснимое притяжение, подталкивающее навстречу. Но нет, она не станет поддаваться.
— Я не более чем пешка в игре сильных мужчин. Предмет, который покупают и размещают на полке, чтобы вызывать зависть или восхищение друзей.
— Нет, — прошелестел шепот у ее щеки, когда он склонил голову к ее лицу.
— Герцогиня призвана исполнять роль хозяйки дома. Это жена, которая надзирает за имуществом, помогает осуществлению общественных и политических амбиций.
— Нет.
— Значит… значит… — Она пыталась подыскать другие примеры, чтобы доказать, что понимает, зачем он женился на ней.
Но он остановил, мягко прижавшись губами к ее щеке:
— Подруга. Спутница. Прекрасная, полная страсти любовница, с которой будут проходить дни и ночи. Женщина, которая выносит моих детей. Разделит со мной радость триумфа и горечь падения. Женщина, с которой я стану делиться своими мечтами и которая будет делиться своими со мной. Женщина, которую я могу утешить и поддержать в трудную минуту, которая поддержит меня в минуту слабости, горя и нужды, даст мне то, что только жена может дать мужу. Женщина, которую я так безрассудно хочу. Вы, Люси, только вы одна можете быть этой женщиной.
Их глаза встретились, и она не смогла удержаться от вопроса.
— Ч-что… — Она облизала пересохшие от волнения губы, пытаясь заговорить снова. — Что вы чувствуете по отношению ко мне?
Его глаза, такие холодные и таинственные, смотрели на нее сверху, пугая мерцающими тенями и недосказанностью. Полные беспокойства и волнения глаза мужчины, которому знакомы боль и равнодушие. Ее мужа, который вынужден хранить мучительные тайны в глубинах своей души.
— Моя драгоценная Люси, — произнес он, не позволяя своему взгляду ни на секунду оторваться от ее глаз, — я готов отдать за вас жизнь.
Карета следовала по улицам Мейфэра, прежде чем выехала на старую Северную дорогу, которая вела из города по направлению к Йоркширу. Ноябрьское серое небо хмурилось, предвещая снег. Он подумывал, не стоило ли отправиться поездом. Возможно, сейчас, глядя на холодное небо, он так бы и распорядился. Но тогда он просто не в состоянии был о чем-либо трезво подумать.
Он разглядывал Люси из-под полей шляпы. Она не отрываясь смотрела в окно кареты. Интересно, думают ли они одинаково по поводу того, как глупо с его стороны тащить ее в такую погоду в Северный Йоркшир. Она считает, что муж не способен на взвешенные решения? Интересно…
Его жена. Воздух бурно ворвался в легкие, стоило лишь мысленно прошептать эти слова. Они вписали свои имена, священник благословил обручальные кольца, которые они с клятвой надели друг другу. Она принадлежит ему перед Богом и законом. Но он так и не завладел ею и с болью осознавал это. Так может продолжаться до тех пор, пока он не найдет способ пробиться сквозь ледяной заслон, который она выставила вокруг себя.
Она мало говорила в тот день, ничего, кроме клятв, спокойного прощания с отцом и леди Блэк. Она больше не обращалась к нему, не считая взрыва эмоций сразу после церемонии. Хотелось так много сказать, многим поделиться, но он не решался начать.