Гордость и страсть
Шрифт:
Просто странно, как угнетающе действовало на него это безмолвие. Страстно хотелось вновь услышать ее в тишине кареты. Он не из тех, кто любит поговорить, и все же тосковал от желания услышать нежный голос Люси.
День за днем он все больше узнавал о ней. Сегодня ему стало понятно, что его жена вполне уживается с тишиной. Странно. Все женщины, которых он когда-либо знал, любили поболтать, останавливаясь только для того, чтобы перевести дыхание. Они старались удержать или усыпить его бдительность, завлекая в свои сети словами, но это его никогда не соблазняло. В голосе Люси было что-то
— Наверное, пойдет снег.
Его взгляд быстро метнулся со свинцовых облаков на лицо жены.
— Вы правы, мне следовало бы распорядиться о том, чтобы отправиться на север поездом.
Она пренебрежительно махнула рукой:
— Все путешествуют на север в каретах веками. Я уверена, нам тоже вполне по плечу это перенести.
— Поглядим, как нам это удастся.
Если даже она и уловила улыбку в его голосе, то не подала виду.
— Мы с отцом как-то поехали поездом в Уитби. Это было в марте, нам предстояло отвезти Изабеллу в Лондон. Вдруг началась метель, и мы застряли на несколько дней. Понимаете, на самом деле между рельсами и простой дорогой разница не велика, нужно расчищать для безопасного движения. По крайней мере, на дороге больше шансов найти помощь или небольшую придорожную гостиницу, где есть свободная комната. В поезде вы привязаны к вагону, который застрял в чистом поле. Я бы предпочла путешествие по Северной дороге.
— Я представлял, что вагон комфортабельнее кареты.
— Нет. В вагоне так же холодно, как и в карете. К тому же в вагоне меня раздражало соседство с попутчиками, которые вечно недовольны, что бы ни происходило вокруг. Они все время чего-то требуют от проводника, а он вряд ли может выполнить их желания. Была страшная метель, пути совершенно замело, поезд оказался полностью неподвижен.
Это тоже Люси. Она еще и практична. Ему никогда не приходилось думать о ней с этой точки зрения. Она могла бы стать законодательницей мод и рабыней светских условностей, избалованной и испорченной, но оказалось, ей несвойственны искусственность и капризы. Черт, она вполне могла бы устроить ему сцену, когда их застали в «Доме Орфея», но не стала. Она вынесла все это стоически, как маленький воин, хотя было понятно, что вдребезги разлетелись ее надежды и мечты.
Возможно, как джентльмену, ему следовало бы чувствовать угрызения совести из-за того, что он разбил ее мечты, но он не джентльмен. Он не испытывал сожаления и угрызений совести. Он желал ее. Желал с того самого первого момента, как только увидел. Нет, он не способен даже на самые малые угрызения совести оттого, что красивейшая женщина, которая сейчас сидит напротив него в карете, герцогиня Сассекс.
В ней чувствовалось так много недосказанного, глубина и многослойность, оставалось только догадываться, сможет ли он когда-нибудь узнать свою жену так, как хотелось бы мужу. Позволила ли она Томасу приблизиться к этому знанию?
Мысли, вызвавшие боль, омрачили его, несмотря на то что он убеждал себя — это уже не имеет значения! Томас мертв, Люси знает, что за человек он был. К тому же она теперь принадлежит ему, и они вместе уезжают далеко от Лондона, у них медовый месяц. Это возможность для них обоих узнать друг друга, начать
Она грустила, это было видно, когда ему удавалось украдкой заглянуть в ее зеленые глаза. Она не казалась счастливой, а он готов был отдать все, что имеет, всего себя за малейшую возможность это изменить. Вернуть ей улыбку, заставить блестеть глаза.
— Я хотела бы извиниться.
Слова врезались в его мысли, он замер, остро взглянув на нее. Люси была так хороша в своей темно-зеленой бархатной накидке с белой пушистой муфтой, лежащей на коленях.
— Что? — пробормотал он, сбитый с толку ее внезапностью.
Она в волнении сглотнула, а он отметил, как она бледна, такая миниатюрная в тяжелых бархатных дорожных одеждах. Ему хотелось подхватить ее и пересадить к себе на колени, держать в своих объятиях. Дать себе волю быть тем самым здоровенным чувственным негодяем, каковым она его считала. Хотелось показать, что большое, жестокое в своих желаниях существо может предложить ей безопасность, тепло и наслаждение.
— Перед нашим отъездом Изабелла по секрету сказала мне, что это она сообщила отцу о «Доме Орфея», и они с Блэком привезли его туда в своей карете. Я воображала, что… ну…
— Вы решили, что я с самого начала задумал выставить нас на общее обозрение.
— Да. Может быть, вам кажется, я гордячка, но я способна признать свои заблуждения. Я была не права. Но это уже в прошлом, теперь мы женаты. И я поняла, что слишком много усилий отнимает желание все время чувствовать себя несчастной и дуться.
— Люси… — Стоило ей лишь взглянуть на него, как его рука потянулась к ней, желая коснуться, приблизить, притянуть к себе. Как он хотел ее поцеловать! — Фея, — тихо сказал он, — если бы только можно было прожить это снова, я бы сделал все так, как должно.
— И возможно, тоже достигли бы цели.
— Не надо говорить в прошедшем времени, словно вы не оставляете мне надежды завоевать ваши чувства.
— Чувства не обязательны в супружестве, подобном нашему. Порода и деньги — вот что важно. Ну и наследник.
Они уже были за городом, продолжая свой путь на север. Он чувствовал себя уставшим и несчастным, готовым поссориться с нею. Ее удары точно попадали в цель, находя именно те точки, которые отзывались чувством вины.
— Может, сейчас и не время для такого разговора. Нам обоим стоило бы немного отдохнуть.
Он закрыл глаза, притворяясь спящим, и незаметно для себя самого в самом деле уснул. Стук лакея в дверь кареты разбудил его. Снаружи разыгралась настоящая снежная буря.
Глава 22
— Даже и не думайте выходить наружу в такую погоду.
Ненастье вынудило их искать убежища в маленькой придорожной гостинице. Что-то тяжелое обрушилось на грубо выструганный деревянный стол. Люси повернулась от окна, увидев, что Сассекс бросил на него свое заледеневшее пальто.
— Я должен.
Он порылся в карманах, что-то доставая оттуда и выкладывая на стол, совсем не обращая внимания на ее беспокойство.
— Вы там окоченеете. Ко всему прочему, там ничего не рассмотреть на расстоянии вытянутой руки. Снег идет сплошной стеной.