Гордость завоевателей
Шрифт:
– И откуда же поступали к ним эти данные? – осведомился Квинн. – Где находились завоеватели, которые якобы взывали о помощи?
– Наверное, где-нибудь прятались, – сказал Арик. – Возможно, на той части планеты, которую мы не сумели осмотреть. – А если вспомнить крик, который он слышал рядом с пирамидой… – Может быть, они находились под самым носом у нас.
– Вы про те сосиски? – усмехнулся Квинн. – Это же нелепо.
– Допустим, – согласился Арик. – Но не всегда то, что нелепо на вид, нелепо и по сути.
– Это все гадания на кофейной гуще, – не сдавался Квинн.
–
Квинн вздохнул:
– Макс, что ты скажешь насчет этих двух систем?
– Та, которая расположена ближе к Содружеству, в данный момент считается владением мрашанцев, – доложил Макс. – Хотя она более чем в пятнадцати световых годах за пределами их общепризнанной территориальной сферы. На второй планете этой системы расположена автоматическая горнодобывающая станция. Планета именуется Мракахье.
– А что насчет второй системы?
– У меня нет ничего, кроме стандартных данных наблюдения, – ответил Макс. – Спектральные данные указывают на звезду класса G2; наличие планет не установлено, но считается умеренно вероятным. Система находится в семидесяти одном световом годе от Доркаса и в шестидесяти шести световых годах от места гибели «Ютландии».
– Мы далеко от нее?
– В тридцати восьми световых годах. Ресурсов топлива более чем достаточно для полета туда и обратно.
– А если нам придется вступить в бой по прибытии в ту систему? – напрямик спросил Квинн.
Последовала заминка.
– Топлива вполне хватит, если бой продлится не более четырех часов, – сообщил наконец Макс.
– Ага, – чуть слышно пробормотал Квинн. – Что ж, если там действительно окопались завоеватели, то четырех часов у нас и не будет. Ладно, Макс, начинай расчет курса. Постарайся сделать его как можно более уклончивым, с четырьмя или пятью изменениями вектора, чтобы сбить с толку следящие устройства. И с тем условием, чтобы израсходовать не более двух статичных бомб.
– Есть, командир. – Красная и зеленая линии пропали с дисплея и сменились желтым зигзагом, идущим от нынешней позиции корабля к намеченной звезде. – Статичные заряды следует сбросить в точках, отмеченных синим, – добавил компьютер.
– Выглядит неплохо, – похвалил Квинн, подплыв поближе к экрану. – Начинай подготовку к старту.
– Есть, командир.
– Все-таки надеюсь, что вы ошибаетесь, – сказал Квинн Арику. – Если у завоевателей и вправду есть тахионные средства связи, то нам остается только молиться. И лично я сомневаюсь, что на молитвы граждан Содружества откликнутся здешние боги.
Арик взглянул на желтую ломаную линию, которая упиралась в отмеченную зеленым цветом звезду, словно застывшая молния.
– Тем важнее убедиться в этом поскорей.
– Пожалуй, – согласился Квинн. – Ну что ж… вам сейчас лучше отдохнуть. Мы проведем в полете одиннадцать часов, и я не хочу, чтобы вы клевали носом на финише. Я скажу остальным, что наши планы изменились.
– Хорошо. – Арик помолчал в нерешительности. – Квинн, может, это и не мое дело, но учитывая обстоятельства… почему вы ушли из «Мокасиновых змей»?
В рубке повисло недолгое, но тяжелое молчание.
– Трудно
– Когда учился в колледже, несколько раз играл с компьютером через мыслесвязь, – ответил Арик. – Конечно, это была индукционная связь, а не имплантат.
– Тут дело не в имплантате, – покачал головой Квинн. – По крайней мере, не в нем самом. – Он помолчал. – Видите ли, мыслесвязь «Мокасиновых змей» – это нечто уникальное. Она передает нам данные минимум в тысячу раз быстрее, чем любая компьютерная бизнес-связь, и этак в десять тысяч раз быстрее, чем самая лучшая индуктивная связь на игровых компьютерах. Когда соединяешься с компьютером мыслесвязью, ты не просто получаешь игровой сценарий, колонку цифр или направление пути. Данные просто обрушиваются на тебя, захлестывают все сенсорные входы, какие только есть в твоем мозгу. Ты не просто видишь битву – ты живешь в ней, ощущаешь ее запах и вкус. Каждое изображение невероятно отчетливо – и столь же объемно. Каждая твоя мысль мгновенно превращается в вектора и линии маневра на тактической схеме. Ты чувствуешь свою группу как продолжение своего сознания, своего тела; мысли товарищей текут к тебе и сплетаются с твоими мыслями. Это не похоже ни на что иное из созданного человечеством. Ни на что из того, что вы можете себе вообразить.
– Звучит страшновато.
– Нет, – возразил Квинн. – Это просто суть явления, суть, которую не мог понять никто из парламинистров, задававших мне вопросы. Проблема не в том, что программисты сделали свою работу плохо, а в том, что у них получилось слишком хорошо. Мыслесвязь – это необыкновенное ощущение. Она захватывает и возбуждает, но не пугает ничуть. В последние годы появилось множество способов компьютерной связи – якобы они создают настоящую реальность. Мыслесвязь – это реальность. И слишком многие мои товарищи не захотели расстаться с ней.
Арик смотрел на Квинна, чувствуя, как по спине пробегает холодная дрожь:
– Вы имеете в виду зависимость?
– Я имею в виду полный уход от действительности, – напрямик объяснил Квинн. – Отключившись от мыслесвязи, они ходили словно привидения. Просто подражали движениям живых людей, машинально делали, что полагается. И мечтали только об одном: поскорее вернуться из бледного подобия реальности в «настоящую жизнь». Некоторые заходили так далеко, что похищали беспроволочные передатчики – лишь бы вообще не возвращаться в действительность.
Морщась, как от боли, Квинн продолжал:
– Некоторые так и остались там. Даже когда их насильно отсоединили. Они так и не возвратились.
Арик, словно зачарованный, глядел в сведенное судорогой мучительных воспоминаний лицо.
– Вы тоже через это прошли? – спросил он. Квинн отвернулся:
– Все «Мокасиновые змеи» через это прошли. И я понял, что каждый сеанс мыслесвязи причиняет нам вред. Но миротворцы не желали сворачивать эту программу. И Севкоор тоже. – Он пожал плечами. – Сегодня они тщательнее отбирают кандидатов – хоть это мы выторговали у Парламента при разборе дела. Может быть, этого достаточно. Я не знаю. И не уверен, что хочу знать.