Горение (полностью)
Шрифт:
Знай Азеф про ту шальную мысль, что мелькнула в голове Герасимова в кабинете царя, доверься он ему всецело, решись - в свою очередь - на п о с т у п о к Герасимов, намекнув на в е р о я т и е удачи Петру Аркадьевичу, кто знает, как бы сложилась дальнейшая судьба России, Европы, трех этих людей, но поскольку все они были разъединены недоверием и страхом, то чуда не произошло; все развивалось так, как и должно было развиваться в прогнившем колоссе, именовавшемся Империей.
Тем не менее назавтра, после заседания подпольного бюро ЦК, Азеф лениво заметил своему адъютанту Карповичу, изменившему до неузнаваемости
– Суша сушей, но вы поищите, нет ли кого из наших в экипажах кораблей, что будут принимать Николая. У меня на это времени нет, а вам и карты в руки, причем желательно, чтоб морячок был не наш, а какой-нибудь анархист или, на худой конец, из летучего отряда, провинциал, не связанный с центром.
Через два дня Азеф пришел к Герасимову; снова был в ярости; когда начал матерно браниться, пахнуло тяжелым перегаром.
– Что же вы, Александр Васильевич, говорили мне, будто Николай отправится в Ревель на своем фрегате "Штандарт"?! Он же на чугунке туда едет!
– Кто из нас начальник политического сыска империи, Евгений Филиппович? Герасимов тоже набычился.
– Я или вы?
– Не надо со мною играть!
– по-прежнему в ярости рявкнул Азеф.
– Или вы мне верите, или нет! Тогда - до свиданья! Ищите себе других друзей! Пусть они с вами варят кашу! Первый раз ваши генеральские погоны на гнедых прокатили, а второй на вороных до отставки пронесут!
О том, что генеральское звание утонуло в письменных столах интриганов, знали только Столыпин и Герасимов; откуда же все это приходит к образине?! Что творится в державе?! Тем не менее, услышавши про погоны (надавил на больную мозоль, шельмец, умеет бить в поддых), Герасимов снял трубку телефонного аппарата:
– Я готов позвонить при вас Петру Аркадьевичу. Можете взять отводную трубку, она в столовой, в горке, я ее прячу за серебряной вазой, вам, как другу, открываю тайну. Слушайте разговор.
Столыпина, однако, не было, вызвали в Царское, внеочередной доклад императору; эх, добиться бы права доклада и мне, чтоб не как милость даровалась, а по звонку дворцовому коменданту, раз в неделю, самые последние новости! Не сумел ему продать себя толком, сам виноват, оробел! Надо было б почитать царю, что его сановники про Думу пишут, про министров; у него лицо кроткое, как у женщины, ему сплетни сладостны, а что, как не главная сплетница империи, наша охрана?! Вот тебе и подступ! Верти им потом как хочешь, жми на кнопочки, пугай! Не через Петра Аркадьевича, а - напрямую! Он же слабенький, его надо постепенно приучать, он податливый; я из кабинета, а змеи-завистники нашептали, ша-ша, шу-шу, вот он и стал отворачиваться да в окно смотреть, словно я табурет какой, а не человек...
– Когда ждете Петра Аркадьевича?
– поинтересовался Герасимов; голос его в секретариате знали, поэтому не боялись отвечать правду.
– Видимо, поздно. Он изволил отправиться вместе с господином министром иностранных дел.
– Давно?
– С час тому назад, Александр Васильевич.
– Что-нибудь срочное?
– Да. Вам курьер повез личный пакет, неужели еще не доставил?
– Я звоню с перепутья. Благодарю. Сейчас же проверю. До свиданья.
Дав отбой, назвал барышне телефон адъютанта; тот сообщил, что личный пакет премьера "за
– Вскройте, - сказал Герасимов.
– И прочитайте.
– Хорошо, Александр Васильевич. Соблаговолите подождать чуток, возьму ножницы...
Зажав трубку ладонью, Герасимов озорно крикнул Азефу:
– Хорошо слышно?
Тот наконец сменил гнев на милость, усмехнулся:
– Вот бы в ЦК эту отводную трубку поставить, цены бы мне не было, конец Бурцеву.
– Алло, Александр Васильевич, - адъютант вернулся к аппарату.
– Я не знаю, возможно ли такое читать по телефону.
– Что-нибудь связанное с "номером семь" (так в охранке говорили о Николае). О нем?
– Именно.
Герасимов поджался, поразившись догадке, мелькнувшей в голове:
– Связано с маршрутом?
– О дополнительных мерах предосторожности,
– Хорошо, благодарю вас.
Герасимов положил трубку на рычаг, похожий на рога оленя, усмехнулся вошедшему Азефу:
– Ну? Так кто же шеф политической полиции? Я, милый Евгений Филиппович, я.
– Глядите, - ответил Азеф миролюбиво.
– Моя информация абсолютна. Я говорю только в том случае, когда уверен. Я за это золотом плачу. Проверьте еще и еще раз. Если вам ничего не скажут, значит, у вас появились могущественные враги.
– Кто вам поведал об этом вздоре? Это сказал ваш враг, Евгений Филиппович, - Герасимов ответил ударом.
– Назовите мне его.
– Нет, - Азеф покачал головой.
– Не назову. Это мой коронный осведомитель. Он надежен. И не враг мне. Но и не друг. Он - болтун. Фанаберится. А я ему в винт проигрываю... О нем в ЦК только Виктор знает. И Натансон. Назови я его мне гибель. Ваши филеры сей момент засветятся, провокаторы начнут к нему с идиотскими вопросами приставать - вот и конец мне, он все сразу поймет: значит, решит, один из нас троих - провокатор. Лидер партии провокатором быть не может. Натансон - теоретик, он прокламации пишет и газету ведет, от террора далек. Кто остается? Я остаюсь.
– Но ведь коронный осведомитель отдал вам фальшивку! Как должен был царь идти в Ревель на "Штандарте", так и идет! Какая "чугунка"?! Это же безумие по нынешним временам! Вам, бомбистам, подарок! Какой идиот это санкционирует? Я? Увольте! Столыпин? Да ни в коем разе!
...В полночь позвонил премьер-министру; тот пригласил на чай; о том, что маршрут следования государя изменен, и слыхом не слыхал:
– Это сказки какие-то, Александр Васильевич, чушь... От кого к вам пришла информация?
– Из окружения эсеров.
– Источник надежен?
И Герасимов - впервые в беседах с премьером - уверенно солгал:
– Проверяем, Петр Аркадьевич, проверяем...
– Такого агента надо сажать. Или гнать взашей, - нахмурился Столыпин. Заведомо вводит вас в заблуждение.
Ночью Герасимов не мог уснуть, ворочался на тахте, вспоминал жену, сбежавшую к сукину сыну Комиссарову; чего им, бабам, не хватает? Меня ей не хватало, ответил он себе; я параллельно ей жил, как игрок: она рядом - ну и хорошо! Куда ей от меня деться?! А сам весь в интригах, ноздри раздувал, за генеральским золотом спешил, дуралей, бабу в упор не видел, вот и ушла... Возвращался то и дело к Азефу: почему "чугунка"? Неужели начал двойную игру?!