Горгона и генерал
Шрифт:
— Генерал и его женщины! Вечно одно и то же! Но, Трапп, у меня только один вопрос. Зачем нам вообще всё это надо?
— Ну лично мне надоело быть предателем родины, а тебе мертвецом — нет?
— То есть, мы начинаем государственный переворот вовсе не потому, что тебе страсть как не хочется, чтобы одна злобная фурия вернулась в постель короля?
— По-твоему, я такой жалкий? — мрачно буркнул в ответ Трапп.
В гостиной появилась Эухения в кокетливом сером платье и с корзинкой в руках.
— Горячие пирожки! —
За завтраком к ним присоединился Питер Свон, и воспоминания о минувших днях приобрели такой масштаб, что и Паркер бросил изображать из себя хорошего камердинера и сел вместе с остальными за стол.
— И вот, — рассказывал Свон, — наш великий генерал решил выбрать самую неудобную локацию для боя. «Нам будет плохо, — провозгласил он, — но врагам еще хуже»! Ночь, с оружием в зубах мы пробираемся через болота и слышим навстречу нам такое же чавкание!
— Противник решил так же, — подхватил Паркер. — Встретились две армии в одном болоте! Чуть не утопили друг друга от изумления.
Смеясь, Трапп перехватил задумчивый взгляд Гиацинты. Подперев щеку кулачком, она неподвижно сидела перед нетронутой тарелкой и внимательно смотрела на него. «Что?» — вскинув брови, беззвучно спросил он. Но горгона только покачала головой и тихо улыбнулась.
— Что с вами такое? — спросил он, выпроводив, наконец, гостей.
Гиацинта взяла его за руку и усадила возле себя на садовой скамейке.
— Я вдруг поняла, — сказала она, — что вы действительно были великим генералом.
— Простите? — озадачился он.
Горгона осторожно поднесла его ладонь к своим губам и легко поцеловала. Грустная и нежная улыбка вспорхнула на её губах, и в желудке Траппа что-то оборвалось и заныло, как будто его сильно ударили в солнечное сплетение.
— Вы были великим генералом, — повторила она с удивлением, — другом короля. Вам подчинялись армии. Вас любили женщины. У вас было все, Бенедикт, вы были на самой вершине. Как же так получилось, что вы потеряли десять лет своей жизни?
— Что это за мысли такие? — он обнял её за плечи. Гиацинта вскинула голову, ища его взгляда.
— Сколько вам сейчас, Бенедикт?
— Сорок два или около того.
— Между нами ровно двадцать лет.
— А это сейчас при чем?
— Не знаю, — Гиацинта легко погладила его по щеке, — мне вдруг пронзительно стало вас жаль.
Этого только не хватало!
Как могло получится, что его жалела девчонка-проныра, которая выросла на улице, не зная собственных родителей, и вся жизнь которой состояла из разного вранья?
Трапп уже потянулся, чтобы бездумно поцеловать её, как всегда делал, не находясь с ответом, но в последний момент остановился.
Возможно, в эту минуту одного легкого поцелуя для него оказалось бы слишком мало. Глаза Гиацинты, обычно матово-непроницаемые, влажно блестели, и сейчас в ней не чувствовалось обычной насмешливо-циничной
Они были уже слишком близки друг другу, чтобы обойтись неприхотливой интрижкой, но за душу этой женщины не вступил бы в борьбу и сам дьявол.
И Трапп лишь прижался своим лбом ко лбу Гиацинты, подавляя неуместную внутреннюю дрожь.
— Дорогая, — тихо предложил он, — может, Порк пригласит Бэсси погулять по городу?
Держась за руки, как дети, они бродили под пасмурным осенним небом, и Гиацинта, стремительная, как кузнечик, вновь обрела свою обычную беззаботность.
— Почему-то, — рассказывала она, — наша труппа всегда держалась подальше от столицы. Мы колесили по окраинам, крошечным городкам, крупным деревням. Особенно мне нравилось на юге, там ощущается какая-то особенная беззаботность, правда? Сюда я впервые приехала уже в качестве жены Крауча, поэтому знаю город только из окна экипажа. Никогда не гуляла по нему пешком.
— Хотите посмотреть на своих коллег? — спросил Трапп, увлекая её в сторону торговых рядов и ярмарочных палаток.
— Медовые яблоки" — воскликнула она, крутя во все стороны головой. — В детстве я их воровала, как сумасшедшая. Посмотрите на те ленты — раньше мне казалось, что нет ничего прекраснее. А теперь я закопала драгоценности в земле. О, Бенедикт, может, нам послать кого-то за ними? Я клянусь, что мои кольца мне снятся по ночам и слезно просятся к мамочке!
— Возможно, чуть позже. Не удивлюсь, если в замке оставлена засада. Идите сюда, я угощу вас рыбным супом — здесь он удивительно вкусный.
— Но я же…
— Если вы снова откажетесь от еды — я вас заставлю, честное слово.
Он усадил её за лавку на свежем воздухе, откуда они могли видеть выступления уличных музыкантов. Служанка немедленно поставила перед ними две огромные тарелки, от которых валил ароматный пар.
— Твоя затея с похудением — просто бездарность, Бэсси, — заявил Трапп.
Гиацинта поправила на голове простенькую шляпку, которую могла носить жена мелкого торговца или трактирщика.
— Что за глупости, Порк.
— Ты попытаешься надавать на чувство вины коро… твоего бывшего. Виноватый мужчина — покорный мужчина, тут ты права. Но я тебе еще вот что скажу: виноватый мужчина сделает всё, чтобы побыстрее сбежать от женщины, перед которой испытывает вину. Так что, если ты появишься перед ним полумертвым скелетом, то от твоего возлюбленного останутся одни сверкающие пятки.
— Какое глубокое знание мужской натуры, Порк, — хмыкнула Гиацинта, однако взяла в руки ложку.
— А вот если бы перед мной появилась моя бывшая во всем блеске своей силы и красоты, вот тогда я бы начал кусать локти, конечно.