Гори, гори, моя звезда

Принцев Юзеф Янушевич

– Это тебе не галантерея!
– подтолкнул приятеля в бок Аркадий и, расталкивая облепивших прилавок людей, протиснулся вперед.

Несколько минут он зорко присматривался к продавцам и вдруг, схватив за руку одного из них, громко сказал:

– Так не пойдет, дядя!

– Что-с?
– растерялся продавец.

– Проверка!
– махнул мандатом Аркадий.
– Дайте аршин.

Продавец беспомощно оглянулся и протянул аршин Аркадию, а из задней комнаты, оторвавшись от самовара, уже спешил хозяин. Бебешин сам был похож на пузатый самовар. Блестела на круглом животе цепочка от часов, лоснилось лицо и смазанные маслом волосы, коротенькие ручки

упирались в бока, он и пыхтел, как самовар, а когда закипал гневом, в горле его что-то булькало. Вот и сейчас он тяжело подкатился к прилавку и запыхтел:

– Что такое? Пфф!.. По какому праву? Пф!.. У меня торговля честная! Пф!..

– Честная?
– прищурился Аркадий.
– Тянете и сбрасываете! Не выйдет номер! Сколько аршин брала, тетка?

– Пять...
– растерянно ответила крестьянка.

– Сейчас проверим!

Аркадий ловко перемерил отрез и торжествующе взглянул на побледневшего продавца:

– Четыре с четвертью.

– Ах, разбойник!
– всплеснула руками покупательница и заголосила: Что же это делается, люди добрые! В чистом виде грабят!

– Спокойно гражданка!
– остановил ее Аркадий.
– Сейчас акт составим.

В горле у Бебешина забулькало, щеки надулись; задыхаясь от гнева, он закричал неожиданно тонким голосом:

– Молокосос!.. Пф!.. Я тебе покажу акт! Пф!.. Вон отсюда! Пф... Пф...

– Ответите за оскорбление личности при исполнении, - с достоинством заявил Аркадий.
– Товарищ Ольшевский, вы свидетель.

– Всегда и везде!
– загадочно ответил Семка, скорбно подняв брови.

– Штраф сейчас будете платить?
– любезно обратился Аркадий к Бебешину.
– Или через суд взыскивать?

– Вот тебе штраф!
– Бебешин сложил жирные пальцы в кукиш.
– Видал?

– А как же!
– подтвердил Аркадий.
– Вы видели, товарищ Ольшевский?

– Фигу-то?
– переспросил Семка и спохватился: - Факт налицо!

– Пройдемте, гражданин Бебешин.
– Аркадий поправил ремень винтовки.

– Куда?
– вдруг испугался тот.

– Там узнаете, - туманно ответил Аркадий и незаметно подмигнул Семке на перетрусившего купца.

Когда Бебешин шел к выходу, он уже не был похож на пышущий жаром самовар. Выкипел. Штраф ему пришлось уплатить в десятикратном размере. А в новенькой тетради, купленной Аркадием Голиковым - учеником пятого класса реального училища, - появилась первая запись:

"Деньги в банке. Завтра в училище! А номер моей винтовки 302 939. Ура!.."

ЧАШКА КОФЕ

Лето стояло пыльное и тревожное. В садах пожухла трава, и листья на деревьях скатывались улитками, прячась от солнца. Когда задувал восточный ветер, казалось, как будто по булыжной мостовой катят пустую бочку из-под керосина. Люди жадно вслушивались и глядели в небо, надеясь увидеть отблески молний. Но это был не гром, а дальние орудийные раскаты.

Наступала армия Колчака.

Слухи об этом быстро расползались по городу, а вместе с ними появились на улицах подозрительные люди в полувоенной форме, штатских костюмах, крестьянских поддевках и даже монашеских рясах. Их видели то на базарной площади, то на монастырском подворье. Они часами просиживали в задних комнатах купеческих особняков, не обходили своим вниманием рабочие бараки, заглядывали в солдатские казармы.

Чаще всего они появлялись в окрестных селах в дни, когда проходила мобилизация на колчаковский фронт. Но попробуй запрети людям свободно расхаживать по городу или выехать в соседнюю деревню, если документы

у них в порядке, в спекуляции и грабеже не замешаны, оружия при личном обыске не обнаружено.

По сведениям чекистов, они были связаны с белогвардейскими заговорщиками. Решено было установить наблюдение за всеми подозрительными местами в городе. Особенно за недавно открывшимся кафе "Мавритания".

Днем это было вполне добропорядочное заведение. Белели накрахмаленные скатерти, сверкали кофейники, вкусно пахло сдобным тестом и кофе. Сюда приходили целыми семьями, ели мороженое, пили пузырящуюся воду из разноцветных сифонов.

С наступлением темноты "Мавритания" преображалась! Табачный дым поднимался к потолку, из кухни несло чадом и гарью, гремел разбитый рояль на эстраде. В зале не умолкал гул голосов, звон посуды, выкрики пьяных. Люди ходили от столика к столику, присаживались, пили, ссорились и тут же целовались. Можно было подумать, что вечерние посетители "Мавритании" знакомы друг с другом годами.

Чем ближе время шло к закрытию, тем больше становилось сходство между этими людьми и, когда они, наконец, расходились, казалось, что из дверей ресторана вываливается один огромный, мятый, опухший человек.

А утром зал опять блестел чистотой, свежими скатертями, вкусно пахло сдобой и кофе.

Вот это заведение и должен был посетить Аркадий. И обязательно вечером!

В Чека были получены сведения о том, что в ресторане назначена встреча главарей заговора. Имелись и фотографии. Но чекистов в городе знали, появление их в "Мавритании" незамеченным не пройдет, заговорщики будут предупреждены - и операция сорвется. Тогда-то Чувырин и предложил товарищам послать в ресторан Аркадия, чтобы он опознал нужных людей и дал знать о состоявшейся встрече.

– Мальца никто не заподозрит!
– убеждал Чувырин.
– А я за него ручаюсь. Парнишка отчаянный и с головой!

Вот почему в один из вечеров Аркадий и Семка очутились в шумном зале "Мавритании". Аркадий прихватил дружка по совету все того же Чувырина: "Одному неловко, да и в глаза будешь бросаться, а так зашли, мол, два шалопая жизнь прожигать". Конечно, Семка ни в какие подробности посвящен не был.

Они уселись за столик в углу и, отодвинув в сторону грязные тарелки, принялись разглядывать зал. По тому, как менялось выражение Семкиного лица, можно было легко догадаться, о чем он думает. Вот глаза его испуганно расширились: это он представил себе, что на него смотрят родители. Семка даже съежился и втянул голову в плечи. Но вот он откинулся на стуле, надменно прищурился, забарабанил пальцами по столу. Теперь на него смотрели одноклассники. Семка, наверно, дошел бы до того, что представил себя танцующим среди ресторанного зала с умопомрачительной красавицей, но мечты прервал будничный голос официанта:

– Чего изволите, молодые люди?

Семка опять съежился, испуганно взглянул на Аркадия.

– Кофе и пирожные, - распорядился Аркадий.

– Сколько пирожных прикажете. Вазу?

– Две штуки, - не поддался на провокацию Аркадий.

Прихватив грязную посуду, официант ленивой шаркающей походкой направился в буфетную.

Семка немного приободрился и с интересом огляделся вокруг. Окутанный табачным дымом зал сначала показался ему какой-то огромной машиной, которая, лязгая металлом и звеня стеклом, выполняет однообразную механическую работу: наливает, пьет, ест... наливает, пьет, ест... Потом туман рассеялся - и он наткнулся на чей-то ощупывающий взгляд.