Гори, гори, моя звезда
Шрифт:
Аркадий выплюнул разжеванный мякиш на ладонь, подошел к дверям комиссариата и старательно прилепил большевистскую листовку на самом видном месте. Полюбовался на свою работу, кинул хлебные крошки воробьям, отряхнул ладони и ушел.
Башмаков подбежал первым к дверям комиссариата, долго шевелил губами, читая листовку, сорвал ее и сунул в карман.
* * *
Утром выпали ранние заморозки. Лужицы затянуло тонким ледком, а булыжную мостовую будто присыпали крупной солью.
"А ведь только конец октября!" - думал
В училище было по-зимнему сумрачно, тускло горели лампы под потолком, в незаклеенные еще окна дуло.
Аркадий кинул ремни с учебниками на парту, где уже сидел Семка Ольшевский.
– Слышал новость?
– спросил его Семка и захохотал так, что с носа свалились очки.
– Ну?
– заранее улыбаясь, поинтересовался Аркадий.
Семка поймал очки, протер их, водрузил на нос и сказал:
– Мякишев на фронт сбежал. Сражаться за великую Русь!
– Какой Мякишев?
– удивился Аркадий.
– Сережка, что ли? Второклассник?
– Он самый!
– опять захохотал Семка, и опять очки свалились у него с носа.
– Сухарей насушил, денег от завтраков скопил и дунул! Только в другую сторону. Ему на Брест надо было, а он аж до Самары допер! Влепит ему теперь Константин единицу!
Аркадий, улыбаясь, кивнул. Константин Иванович, географ, был влюблен в свой предмет и такого позорного невежества, конечно, не потерпит.
– И чего его понесло?
– вслух подумал он.
– Умные люди с фронта бегут, а он, дурак, на фронт!
Федька Башмаков пошептался со своими дружками и вышел вперед.
– Все слышали?
– громогласно спросил он.
– Что?
– притворился непонимающим Семка.
– Пораженческие речи, вот что!
– раздулся от важности Федька. Немецкий агент он!
– Кто, кто?!
– подошел ближе Саша Плеско.
– Большевистский агитатор!
– распалялся Федька. Он вынул из кармана смятую листовку и прочел: - "Голосуйте за партию рабочих, за партию городской и деревенской бедноты - за список номер семь". Ясно?
– Ничего не ясно!
– пожал плечами Саша Плеско.
– При чем тут Голиков!
– А при том, что он эти листовки по городу расклеивал!
– победоносно взглянул на него Федька.
– Сам видел!
– Докажи, - спокойно сказал Аркадий и посмотрел на дверь. Там стояли Великанов и Володька Сидоренко.
– У меня свидетель есть.
– Башмаков кивнул в сторону Володьки.
– Дружки-приятели!
– хохотнул Семка.
– Тоже мне свидетель!
– А вот сейчас придет представитель комиссариата, разберемся!
– с угрозой сказал Федька.
– У Голикова листовки в кармане.
– Нет у меня ничего!
– сунул руку в карман Аркадий и нащупал последнюю, забытую им листовку.
– А мы обыщем!
– шагнул к нему Федька.
– Попробуй, - отступил к окну
– Давай, ребята!
– кивнул Федька дружкам, и они плотной толпой, оттеснив Семку и Сашу Плеско, двинулись на Аркадия.
Аркадий медленно отступал, держа одну руку в кармане, а другой нащупывая подоконник.
– В окно хочет!
– закричал Федька.
– Это со второго-то этажа?
– пробасил Великанов, но на всякий случай двинулся в обход.
– Назад!
– крикнул Аркадий и выхватил маузер.
Великанов попятился, кто-то из Федькиных дружков испуганно охнул, потом наступила тишина.
– Оружие назаконно хранишь?
– осипшим вдруг голосом проговорил Башмаков.
– Откуда маузер?
– От верблюда!
– Аркадий повернул ручку шпингалета и распахнул окно.
– Не подходи, стрелять буду!
В коридоре послышался стук подкованных сапог. Сидоренко выглянул за дверь и обрадованно сказал:
– Комиссариатский патруль!
– Давай!
– скомандовал Федька.
– Он у него не заряжен!
Они кинулись на него все сразу, кучей, стрелять было нельзя, Аркадий вскочил на подоконник и прыгнул вниз.
Он упал на рыхлую цветочную клумбу, сразу же поднялся и, выгадывая секунды, побежал за крестьянской таратайкой, ехавшей с базара. Не замеченный возницей, он прицепился сзади, отдышался и стал думать, что делать дальше.
Домой нельзя. Придут с обыском, растревожат мать и сестренку, его задержат и отберут маузер. На Сальникову? В комитет большевиков? И без того они висят на волоске! Надо уезжать из города. Аркадий вспомнил сегодняшний рассказ Семки о беглеце-неудачнике Мякишеве и невесело усмехнулся. Куда ехать! В полк к отцу? Бессмысленно!
Он спрыгнул у вокзальной площади и прошел через зал ожидания на платформу. Зал был забит до отказа ранеными солдатами, крестьянами с детьми и мешками, какими-то подозрительными людьми с бегающими глазами. В воздухе столбом стоял махорочный дым, плакали дети, за пыльными стеклами окон тоскливо гудел паровоз.
На платформе было пусто, под медным колоколом зябко кутался в башлык дежурный по станции, - видно, поджидал проходящий поезд. За одним из окон, выходящих на платформу, уютно горела настольная лампа под зеленым абажуром и слышался равномерный перестук телеграфного аппарата.
"Как же я раньше-то!" - стукнул себя по лбу Аркадий, подошел к окну и осторожно постучал.
Отдернулась занавеска, и в окне показалось женское лицо. Это была Софья Федоровна Шер, член комитета большевиков. Она всмотрелась в Аркадия, узнала его, закивала головой, приглашая войти.
Аркадий вошел в теплую комнату, где за деревянной перегородкой постукивал аппарат и ползла длинная бумажная лента.
– Ты сам? Или послали?
– спрашивала Софья Федоровна, отрывая узкие полоски бумаги и наклеивая их на бланк.
– Неужели уже знают? Откуда?