Гори жить
Шрифт:
Майк бросил взгляд вперед. Намеченная цель почти не приблизилась. Да что там почти! Совсем не приблизилась! Вон те два снегиря в красном и с блестящими очками на лицах — как сидели, так и сидят, ни на чуточку не увеличились. И та канарейка между ними, аж полыхающая желтым в свете диодных фонарей — тоже не растет. А ведь он сколько прошел! Вечность уже шагает, не меньше!
Он оглянулся назад, чтобы удостовериться в пройденном пути. Группа измученных подъемом туристов — тех самых, которых он обогнал — приблизилась настолько, что будь день, он бы различал лица. А одышка у него не проходит, и сердце как колотилось, так и колотится —
«Ладно, — подумал Майк. — Ладно! Если они меня догонят, — я сразу в сторону и сажусь отдыхать. Ложусь отдыхать! Они глянут — и тоже попадают. На вершину пойдем опять вместе…»
Но когда он, обессиленный совершенно, наконец лег — скорее упал — на снег, мысль о соперниках напрочь выветрилась из его сознания. Чувствовал себя Майк так плохо, что промелькнувшая в голове фраза «все, это конец» вызвала у него облегчение, а не страх.
Он лежал на спине, вперив взгляд в темное небо, но ни звезд, ни облаков, освещенных луной, не замечал. Какая Вега, какая Кассиопея с Андромедой, когда тебе плохо так, что смерть представляется желанной, а жизнь — невыносимо мучительной?
Отдых помог. Через минуту или две ожидание собственной кончины сменилось ощущением тяжкой, но переносимой усталости. Через четверть часа стало немного легче. Головная боль и тошнота никуда не делись, но ослабли, перестав выдавливать глаза и внутренности наружу.
Прошло еще с полчаса, когда Майку вдруг со всей отчетливостью ощутил: куда-то не туда он идет. Не нужен он ни этой вершине, ни этим горам, ни вообще мирозданию. Мечется по миру, как дурень со ступой…
— Не дурень! — вскричал внутренний голос. — Всякий путь полезен, да не всякий путник это осознает. Человек, куда бы ни шел, все равно приходит домой. Нечего петлять, иди прямо вниз — вот же тропа шириной с дорогу, ослеп, что ли? Дома тепло, дома мягко, все болезни проходят! Пообедать можно у мамы… У соседей для тебя сырники всегда наготове, забыл?
От напоминания о еде, даже такой аппетитной как сырники, Майка снова замутило. Внутренний голос, конечно, прав, куда ни ходи, окажешься в конечном итоге дома. А вершина — что вершина? Миллион лет стояла без него — постоит еще.
Непослушными руками Майк расстегнул рюкзак и выудил из непромокаемого кармана смартфон. Здесь же есть связь! Он же может позвонить Алексу и получить дельный совет! Только бы тот взял трубку!
Номер набирался, вызов шел, но Алекс не отвечал, и железная женщина, роботическое воплощение мобильного оператора, давала звонящему послушать несколько унылых гудков, а после молола всякую чушь на двух языках. Равнодушие механики и холод космоса — не одной ли природы, подумалось Майку. Но мысль, едва блеснув, угасла: страдающему сознанию не до умствований.
Время шло. Майк лежал на спине неподалеку от тропы, живописно раскинув ноги в зубастых кошках, засунув под голову рюкзак и держа возле уха телефон. Мимо шли люди — не сплошным потоком, но и не по одному — и глазели на него как на местную диковинку.
— Если положить в ногах перевернутую шляпу, — невесело подумал Майк, — примутся швырять монетки.
Лучи холодного света, направляемые в лицо лежащему, слепили словно огонь электросварки даже сквозь сомкнутые веки, и хотелось отвернуться, откатиться, спрятаться от людского любопытства — но не было сил, и Майк только закрывался рукой. А люди, заметив осмысленное движение, теряли интерес: в свободной
Алекс не отвечал, гудки шли и шли, металлический голос с безразличием вещал о недоступности абонента. Настроение упало еще ниже. Аттикус чертов, Алекс бродячий… Опять умотал на край света! По горным рекам на каяке сплавляется или снежного человека в Гималаях скрадывает… Когда нужен — никогда не дозвонишься!
— Зачем тебе кто-то? Не нужно никого звать! — опять зазвучал внутренний голос, все такой же мягкий и заботливый, но почему-то немножечко чужой. — Цели ясны, задачи определены, в путь, товарищ! Ты уже не умираешь, тебе почти хорошо. До вершины — триста метров высоты, это как на крышу офисного здания по ступенькам подняться. Трудно немного, но ничего невозможного нет. Хватит лежать, закоченеешь. Талифа куми, как говорили древние. Вставай и иди.
— Я не выдержу, — забормотал Майк, удивляясь переменам в уговорах и медленно поднимаясь с лежки. — Пока никто не видит, я поверну в другую сторону и пойду вниз. Ты мне сам велел…
— Хорошо, что ты встал, — убедительно проворковал внутренний голос, вроде бы знакомый, свой — но в то же время и холодный, чуждый. — Тебя никто ни к чему не принуждает. Куда бы мы ни шли, впереди у нас с тобой тепло, покой и горячие сырники. Хочешь — с медом, а хочешь — со сметаной.
Майк выпрямился, и его затошнило с новой силой. Превозмогая себя, он сделал шаг, потом другой, третий…
С ужасом он увидел впереди западную вершину Эльбруса, цепочку восходителей, идущих по тропе и самого себя, бредущего в гору. Он не свернул назад, как собирался только что, он шел вперед, вперед и вверх! Несмотря ни на что! Герой же, ну?
Снова стучало сердце, едва не срываясь на барабанную дробь. Еще сильней горело во рту, а мутило так, что свет мерк. Голову сдавливало стальным обручем боли, и глаза отказывались видеть, а ноги — нести тело.
Он все-таки шел. Шел упрямо и тяжело, переполненный решимостью во что бы то ни стало достичь вершины — а там уж как суждено! Мимо, обгоняя, проскользнула одна цепочка восходителей. Следом — другая, а ведь это не эскалатор в метро, когда справа стоят, а слева бегут, подумал Майк. Появились и встречные.
— Молодой человек, — обратился к нему инструктор, замыкавший группу, спускавшуюся с вершины, — а пойдемте с нами.
— Мне наверх, — глухо ответил Майк. — Я дойду!
— Дойдете, разумеется, — ответил инструктор. — Сколько акклиматизации вы набрали?
— Сегодня третий…
Инструктор покачал головой.
— Мало. Рано вам было… Это может плохо кончиться для нас.
— Вам-то чего? — выдавил из себя Майк.
— Чего-чего… — усмехнулся парень. — Спустимся, а потом придется подниматься за вами в составе спасотряда.
Инструктор еще раз окинул собеседника взглядом, запоминая, во что тот одет, и поспешил вслед за своими подопечными.
«Он прав, мать его, — подумал Майк. — Я дойду, если еще дойду, а людям напряг».
Он развернулся и медленно пошел вниз. Медленно, но все же быстрее, чем шел наверх. Внутренний голос молчал.
* * *
Спускаясь к гостинице, Майк чувствовал себя уже гораздо лучше. В номере он сбросил термобелье, постоял под горячим душем и, не вытираясь, надел чистую, пахнущую свежестью и снегом фланелевую рубашку. Ту самую, в зеленую клетку, полученную от Джо в Доминикане.