Гори

Мандрова Анастасия

Конечно, больше Ваня со мной не заговорил. Как только раздался звонок на перемену, он быстро собрал свои вещи и вышел из класса. Мне осталось только смотреть на место, где он только что сидел, и думать, а не приснилось ли мне все это.

***

Ваня выбежал из кабинета английского и ударил кулаком стену. Боль помогла на секунду отвлечься от мыслей об Ане, но тут же, кружась в бешеном урагане, они вновь обрушились на него. Не Алекс удерживал его от того, чтобы назначить свидание Ане. Ваня сам не мог сделать этот шаг. Слишком много боли было спрятано в этой девушке, слишком

много масок на ее лице. Эта ее открытая одежда, яркий макияж, туманный взгляд. Она была не такой, он это видел. Настоящая Аня вышла из машины в тот дождливый августовский день, наступила в лужу и сама же заулыбалась этой глупой случайности. Настоящая Аня смотрела на книги теплым влюбленным взглядом, а ее ноздри забавно трепетали от запаха воспоминаний. Настоящая Аня смотрела в объектив его камеры заинтересованным взглядом, ошибочно думая, что этого самого взгляда не было видно.

Ваня сбежал в школьную фотомастерскую. Естественно, это был не его кабинет. Бывший завуч школы увлекался фотографией, поэтому создал этот кабинет в качестве хобби, а потом перевелся в другую школу, где ему предложили должность директора. А Ваня просто вовремя появился в нужном месте, вовремя увлекся тем же. Кроме того, новый директор оказался хорошим знакомым его отца. Иначе, как простому ученику смогли бы разрешить пользоваться этим кабинетом? Звезды сошлись вполне успешно. По крайней мере, сейчас.

Ваня склонился над фотографиями Ани. Он был прав. Вблизи получилось еще лучше. Камера ее любила. Ваня сел на диванчик с фотографией в руке. Хотелось опять курить, но сигареты остались дома. А без них трудно было понять себя. Он знал, что боялся. Боялся той боли, которая таилась в Ане. Боялся не справиться, подвести ее к еще большей боли. Боль на боль, стенка на стенку. В выигрыше никто не останется.

Глава 4

В четверг вечером, удобно расположившись в мягком кресле с чашкой горячего какао, я болтала по скайпу со своей подругой из Питера, которая не успев толком разобрать вещи и привыкнуть к новому часовому поясу, решила связаться со мной. Софи (с ударением на последний слог, как и полагается во французских именах!) была лучшей и единственной моей подругой. Звучание имени в такой интерпретации настолько подходило ей, что уже никто не звал ее Соней. Софи выглядела как настоящая супермодель, намного выразительнее, чем я. Высокая, худая, с удлиненным каре, которое лишь подчеркивала ее необычайно красивое аристократичное лицо, она действительно ассоциировалась только с Парижем.

Софи, прилетевшая утренним рейсом из Америки, где гостила у своей тети, выглядела загоревшей и отдохнувшей, лишь темные круги под глазами напоминали о долгом перелете. Первым делом, как только мы вышли в скайп, она оценила масштаб трагедии моей комнаты. И это она еще не видела всю квартиру целиком!

– Ого! Вот это да! – только и смогла воскликнуть она.

– Да…, – угрюмо протянула я, показывая ей всю комнату.

– Розовый цвет снова в моде, – хихикнула она, сверкнув шоколадного цвета глазами. То, как изменилось выражение моего лица, ее еще больше развеселило.

– Значит, я на гребне волны! И кстати о волнах, как Калифорния? Выглядишь потрясно!

– Извини, что так мало писала тебе, не было времени. Знаешь, вечеринки, курсы актерского

мастерства.... А парни… ммм. Я бы там жить осталась.

Софи вздохнула и предалась своим ярким летним воспоминаниям настолько живо, что было чувство, что я вполне могла побывать там вместе с ней. Но что-то было не то. Я никак не могла разобрать, что именно. Тембр ли ее голоса, взгляд или слишком широкая улыбка, тут же исчезающая при завершении ее рассказа, а быть может, уголки губ, уходящие вниз, а не вверх.

– Софи, что-то случилось? – спросила я настороженно.

– А должно? Почему ты спрашиваешь?

– Не знаю. Я, наверное, так и не привыкла к такому общению, – тихо сказала я, потупившись.

– А как прошла твоя фотосессия первого сентября? – спросила Софи, тут же меняя тему разговора. – Я помню, ты писала об этом еще в августе. Ой, мы же с тобой с лета, получается, не общались.

– Да наверстаем еще. А съемки прошли хорошо. Фотограф был настоящим профессионалом.

– Это был мужчина? – Софи широко распахнула глаза, как будто увидела привидение.

– Ну… мой папа тоже был в студии, поэтому я совершенно не возражала, что фотограф – мужчина.

Я сделала большой глоток теплой тягучей жидкости, пытаясь унять дрожь от нахлынувших, не самых лучших в моей жизни, воспоминаний.

– Рада, что ты реабилитируешься!

– Пытаюсь. Зато потом мы с папой пошли обедать в одно из лучших кафе Москвы. И я заказала себе очень калорийную лазанью и много-много очень вкусного мороженого.

– О! Вот что значит нет рядом твоей мамы. А что это ты пьешь сейчас, неужели какао? – Софи начала смешно вглядываться в экран.

– Угадала. И даже не с молоком, а со сливками. И аж с двумя ложками сахара. А еще у меня здесь овсяное печенье. – Я потрясла коробкой печенья под заливистый смех Софи и сделала еще глоток какао.

– Ох, Аня, что бы сказала твоя мама?

– Ну она бы сказала: “Дорогая, как ты можешь есть на ночь? Ты станешь жирной, и никто тебя не возьмет в модели”.

Наверное, мне удалось скопировать любимую интонацию моей мамы, потому что Софи смеялась взахлеб.

– Ну как, нравится иногда нарушать правила? – поинтересовалась она, когда смех утих.

– Не знаю, нравится или нет, но мне это было необходимо.

– Понимаю, тяжело вливаться в новый коллектив. Помню, как ты пришла впервые к нам в класс, такая красивая и смущенная. Но потом ты так резво разобралась со всеми недоброжелателями, так умело всех поставила на место. Забылось уже, каково это, переходить в другую школу, да?

Я была вынуждена согласиться. Тогда я была несколько другой, привыкшей к частой перемене мест, готовой защитить себя и своих родных. Но тогда мне было это важно, а сейчас уже нет.

– Но ты знаешь, большинство ребят лучше, чем в нашем с тобой классе. – Я поставила чашку на стол и взъерошила свои волосы.

– О, хочешь сказать, что твои испорченные москвичи лучше нашей питерской интеллигенции?

– Не совсем, – протянула я и виновато улыбнулась.

Я уже давно поняла, что в любом классе есть хорошие и плохие ребята. Не бывает исключений. И, к сожалению, с плохими мне не везло. Пару дней назад Мишель вместе со своей стаей таких же стервозных подруг зажала меня в женском туалете. Я как раз мыла руки, когда они ворвались в туалет, и выгнали всех остальных из помещения.