Горицвет

Долевская Яна

— Что тут у тебя происходит? — спросил Грег, обняв Херувимова за плечо на правах старинного друга. — Какой-то крик, шум, никак снова драка?

— Да так, — заметно смущаясь, откликнулся Алексей Фомич, — прошу вас, господа, прошу. Антоша вас проводит.

Первые двое игроков уже переступили порог игорного зала, не дожидаясь напутствий.

— Лефарев, я пас, — крикнул им вслед Грег.

— Начнем без тебя, — донеслось из-за двери.

— Так что же? — снова спросил Грег, продолжая весьма крепко придерживать Херувимова за плечо и при этом, совершенно не глядя на застывших у стены

Жекки с ее надсмотрщиком.

— Да вот, понимаешь, вдвоем еле справились. Ей богу, вот с этой девчонкой, — сказал Алексей Фомич словно бы нехотя. Он понизил голос, рассчитывая, что Жекки его не расслышит.

— С этой милой молодой дамой, ты хотел сказать? — небрежно кивнул Грег в сторону Жекки. — А что она сделала?

— Да хотела, понимаешь, пройти в игру. Кинулась, как с цепи сорвалась. Чистый бесенок, ей богу. Сома вон чуть руки не лишила.

Грег, как будто не желая замечать смущения Херувимова, подвел его ближе к стене, где переминались Жекки и Сом. Сом, услышав, что говорят о нем, просиял во всю ширину неохватного лица, облепленного крупными веснушками.

— Точно так, ваша милость, как бы сказать, чуть не лишила, укусимши, — с радостным предыханием подтвердил он.

— Она тебя укусила, Сом, старина? — спросил Грег, принимая участливый вид.

— Как есть. Во! — и Сом, выставил под нос Грегу кое-как перевязанный носовым платком огромный кулак.

— Надо же, — почти искренне удивился Грег, вытаскивая из внутреннего кармана бумажник. — И как, по-твоему, заживет ли до вторника? Ты ведь не забыл, что нужен мне для тренировки? Право, Сом, мне бы не хотелось боксировать с кем-нибудь другим, а «груши» мне до сих пор не привезли. Черти, сгинули вместе с задатком.

— Да что ты, батюшка, — возмутился Сом, — какая еще груша? Да нешто ты здесь найдешь кого-нить лучше меня! И думать нечего. Кость славо богу цела, а шкура у меня задубевшая, в два дня затянется.

— Ну-ну, право… — Грег, видя, что здоровая рука его приятеля занята, а раненая недееспособна, сам засунул в карман его куртки синенькую бумажку. — Я так и думал. Ты ведь никогда меня не подводил.

По рыжебородой физиономии снова расплылась счастливейшая улыбка.

— Для вашей милости, я завсегда… Будьте покойны.

— Самое интересное, — лениво протянул Грег, кивнув Сому и снова оборачиваясь к Херувимову, — что все, что вы говорите, мне не в диковинку. Это так похоже на мадам Аболешеву. Кстати, разве она не сказала, что пришла сюда вместе со мной?

— Что? — изумление, прозвучавшее в вопросе Херувимова, в очередной раз повлияло на окраску его глаз, придав им более густой голубоватый оттенок. — Она сказала, что пришла с каким-то Восьмибратовым. А ты что же знаком с… с этой дамой?

— Да, — небрежно подтвердил Грег. — Так что ты, Фомич, уж будь добр, распорядись, чтобы Сом отпустил ее. Евгения Павловна страстная поклонница макао, и я обещал показать ей сегодня, что такое настоящая игра.

Херувимов, все еще не вполне оправившийся от услышанного, жестом приказал Сому разжать тиски. Освобожденная Жекки почувствовала растерянность. Она не знала, как ей теперь вести себя с Грегом, а он, казалось, вовсе не испытывал, находясь рядом с ней, ни малейшего дискомфорта.

—

Не правда ли, Евгения Павловна? — обратился он, приблизившись. Лицо его было холодно и беспечно. — Если вы все еще не передумали, то я готов немедленно проводить вас.

Жекки отворачивалась, прятала глаза, ей было не по себе. В это время изнутри ее сотрясала борьба двух непримиримых сил, и она пока что не знала, которая из них одержит верх. Первая была сплавлена из кипящей смеси неутихающей ненависти, уязвленного самолюбия, поруганного достоинства, почти готовой прорваться на свет влюбленности, безумного страха и непередаваемого ужаса. Из удивления, смятения и неприязни.

Вторая представляла собой расчетливую, закованную в ледяные латы рассудка, упрямую армию здравого смысла. Но то, что стояло за ее боевыми порядками, все-таки не имело прямого отношения к практической выгоде. Жекки смотрела в себя, и видела белесую, покрытую пылью дорогу, уходящую в поникшие от зноя поля, разрезанную сухими трещинами прогалину на том месте, где с полей тропа сворачивала к Волчьему Логу. Живее своей тоски, она чувствовала сейчас заскорузлую, рассыпавшуюся в бурую пыль, комковатую землю, крепко сжатую в пригоршне и разлетающуюся вместе с дуновением раскаленного воздуха. Это была ее земля, ее сухая, мятущаяся под полящими лучами тоска, боль и надежда. Ей так давно, так нестерпимо нужна была обильная влага проливной воды, без которой ее жизнь истощалась и угасала с каждым днем, с каждой высыхающей, исчезающей навсегда живородной каплей. Жекки должна была спасти эту землю, чтобы спасти самое дорогое, что у нее было. Рыхлая сонная земля, нагретая теплом ее рук. Земля, под плугом вздымаемая большими скользкими пластами. Жесткая, стоптанная в пыль на деревенской околице. Земля, к которой она столько раз со щемящей сладостью прижималась, играя в детстве, падая на живот, и чувствуя, как громко колотится ее сердце — потому что это билось их общее сердце. Эта земля взывала к ней.

Жекки надменно вскинула глаза на Грега, смотревшего на нее с каким-то новым, испытующим любопытством, и медленно предъявила ему свою руку.

— Идемте, — уверенно сказала она, почувствовав, как невесомо Грег подхватил ее под локоть. В черных угольях его глаз то и дело проблескивали красноватые палящие искры, но замкнутое непроницаемое выражение, сковавшее его лицо во время их ссоры, оствалось все тем же.

— Надеюсь, ваша судьба вас не обманывает, — заметил он, пропуская ее вперед в растворившуюся благодаря Сому дверь. И уже по другую сторону, в новой полумгле игорного зала, добавил:

— Успокойтесь, моя дорогая, то, что вас ждет здесь, всего лишь игра.

XLVI

Игорные комнаты были обширны и устроены с удобствами, отвечавшими разнообразию ведущихся в них игр. В самом большом центральном зале, куда игроки попадали сразу, миновав закуток для обмена денег на фишки, была устроена рулетка. Вещь фантастическая для русского обывателя. Именно она в первую очередь привлекала «к Херувиму» целые толпы любителей пощекотать себе нервы из всех окрестных и даже довольно отдаленных городов и весей, включая Нижний, Самару и Москву.