Горицвет
Шрифт:
Жекки оборвалась на полуслове, поскольку к ним в эту минуту подошел уже знакомый ей щеголеватый господин, который вблизи оказался очень напоминающим Грега, хотя был куда ниже ростом, худосочнее и вообще заметно разнился с ним в буквальном смысле. Но сухое сдержанное выражение его умного лица, какая-то строгая выверенность движений и подтянутость выдавали общую им обоим породу.
— Мадам, прошу прощения, — сказал он без обиняков, впрочем, довольно милостиво подарив Жекки приветливым взглядом. — Но дело, не требующее отлагательства, заставляет меня…
Грег, кажется, понял, что произошло нечто чрезвычайное уже
Прежде она даже не подозревала, до какой степени обязана ему своей самоуверенной надеждой преуспеть в этой алчной стихии, куда она угодила скорее по неведению, чем по доброй воле. «Господи, только бы он поскорее вернулся, и мы сели бы играть, пусть даже он стал бы меня обыгрывать. Ну совсем немножко, конечно. Ведь кроме него, здесь нет ни одного человека… Потом, когда я привыкну, все встанет на свои места, но сейчас я, кажется, стерплю от него что угодно, лишь бы он был тут».
— Дорогая моя, — раздался над Жекки мягкий, слегка взволнованный голос. Жекки с неописуемой радостью, какой не могла от себя ожидать, подняла глаза. Грег смотрел на нее с лукавой улыбкой, в которой впрочем, она не прочитала ничего утешительного. — Мне нужно прямо сейчас встретиться с одним человеком, который не любит ждать, — сказал Грег, продолжая лукаво смотреть в ее настороженные, полные ожидания воловьи глаза. — Оказывается, мой поверенный — вы, возможно, его видели, господин Шприх, — бесследно исчез прошлой ночью, поэтому я…
— Как исчез?
— Да, исчез, после того как вчера отправился в небезызвестный вам трактир «Выпь».
«Откуда он знает про „Выпь“, про то, что он мне небезызвестен? — лихорадочно мелькало в голове у Жекки, пока она с жадностью вслушивалась в доносившиеся до нее слова. — И тот поверенный, я же видела его один раз, когда… такой похожий на обезьяну, на кривых ножках, неприятный и… значит, Шприх был там вчера». Перед ее глазами тотчас выплыли и исчезли пыльные бархатные портьеры, свет, упавший в комнату из смежного кабинета и две отчетливые черные фигуры на слабо освещенном, шатком мосту. «Этого не может быть, но… но ведь тот второй, маленький на кривых ножках… и его голос, он говорил, что хорошо знает Грега, что… и прозвище у него было Гиббон. Что же все это значит?»
— … а у него остались все бумаги, подготовленные по нашему делу, — продолжал где-то над ней, как сквозь стекло, звучать голос Грега. — Так что я вынужден существенно поменять свои планы. Я вынужден… Что с вами? — вдруг прервал он самого себя и в том, как он задал этот вопрос, Жекки услышала неподдельное удивление. — Неужели наше преждевременное расставание до такой степени вас расстроит? При всей надежде, я отказываюсь этому верить.
На сей раз вместе с насмешкой в его интонацию проникли какие-то незнакомые пугающие нотки. Смысл сказанного дошел до Жекки позже болезненного ощущения, вызванного этим тоном.
— Огорчена? Я? — не поняла она, потрясенная внезапной догадкой на счет Гиббона.
— Евгения Павловна, увы, меня ждут, и вам придется
— Вы что же уходите? — изумилась Жекки.
Она только сию минуту поняла, на что он ее обрекает. «Как же так, разве он не хочет обыграть меня в пух и прах, чтобы у меня ничего не осталось? Разве мой лес, моя земля уже не представляют для него интерес? Наконец, раз уж он взял на себя труд проводить меня сюда, в компанию себе подобных, то почему бросает как раз тогда, когда я поняла, что не хочу без него обходиться?»
— Всего полчаса назад вы, кажется, собирались завоевать весь мир без всякой посторонней помощи. Вот и попробуйте, — подзадорил ее Грег, и быстро отвернувшись позвал: — Лефарев!
Подтянутый молодой человек со стрижкой бобрик выступил вперед.
— Евгения Павловна, — сказал он, отвесив короткий поклон, — к вашим услугам.
— Пятнадцать минут, не больше, — предупреждая его о чем-то своем, сказал Грег и, в свою очередь, напоследок кивнув Жекки, быстрым размеренным шагом направился к выходу.
Жекки, переполненная сомнениями и новыми невнятными предположениями, разочарованно посмотрела в его широкую удаляющуюся спину.
XLVII
Лефарев, исполнив поручение, также довольно скоро покинул ее. Впрочем, представленная и милостиво принятая за одним из зеленых столов, сделав первую же ставку, Жекки поняла, что никакого другого покровительства ей больше не нужно, а ее сожаление об ушедшем Греге — не более чем минутное малодушие, не простительное для женщины, собравшейся выручить себя из смертельной петли. И люди, и окружившая ее атмосфера уже через пять минут представлялись ей самыми замечательными на свете. Все сомнения и зловещие предположения были забыты. И она снова, как сегодняшним поздним вечером, когда выбежала из дома на пустынную черную улицу, почувствовала себя в своей, отзывающейся радостной пульсацией крови, знакомой среде. Ее уже удивляло, как она могла сразу не почувствовать родство с этой захватывающей обстановкой.
Игра буквально покорила ее. Она даже не подозревала в себе такого ненасытного азарта. Даже не думала, что может так увлечься, помимо желания, помимо владевшей ею главной цели — пяти тысяч рублей. На самом деле, оказалось — она могла бы играть и просто так, то есть, ради самого удовольствия играть и испытывать те самые ощущения, что заставляли приходить сюда большинство людей.
Первые ставки сразу принесли ей большой выигрыш. Удвоив его в следующую партию, она сделалась обладательницей двух с половиной тысяч рублей. С такой суммой она уже могла приступать к более крупной игре, и, повинуясь уже сложившемуся в голове плану, перебралась в соседний зал, где рисковали и тратили без оглядки. Там тоже ее дела пошли, в общем, не дурно, хотя вслед за первой удачей пришлось испытать и первый болезненый проигрыш. Но на Жекки он подействоввал, как свежий порыв ветра на провисший парус. Она только пустилась вперед с еще большей решимостью.